Бусидо и русский путь
Шрифт:
В следующую минуту в проходе оказались уже почти все, что был на трибунах. Между мной и Жириновским образовалась небольшая толпа из его приспешников и "родинцев". В окружении своих почитателей Жириновский воспрянул и полез через толпу ко мне. Когда до меня оставался шаг, и ему осталось оттолкнуть только Николая Павлова, мне пришло неожиданное решение залепить Жириновскому ногой в ухо. Просто он так удобно стоял. И мой ботинок едва не долетел – только чиркнул негодяя по плечу. Правда, этого хватило, чтобы потасовка прекратилась, продолжившись только бурными словоизлияниями Жириновского, который беспрерывно орал еще минут 15, пока обе команды не покинули телецентр.
Этот эпизод, как и последующие, выпал из прямого эфира, потому что
Генерал Шпак намеревался отомстить за оскорбление, но в итоге лишь дал мне охрану на следующие дебаты – из своих десантников-гигантов. Те смотрели на охрану Жириновского сверху вниз. И сам Жириновский, оставшись в студии без поддержки (в дебатах участвовали всего три человека, включая также невнятного Сергея Миронова), был тих и скромен.
Потом я сталкивался с Жириновским и его бандой уже в Думе. Однажды, когда вынужден был прикрывать Николая Павлова, вступившего в перебранку с криками через весь зал. Жириновский со своим телохранителем через некоторое время подошел с предложением Павлову выяснить отношения за пределами зала заседаний. Я пошел за Павловым. И, несмотря на провокации и набежавших холуев из фракции Жириновского, не дал драке состояться. Грубо отпихнув Жириновского, напиравшего на меня, я сопроводил это действие презрительным определением его в "блатные шестерки". Что, возможно, врезалось в мозги моего противника и стало причиной следующего эпизода – наиболее яркого и предельно публичного.
30 марта 2005 года заседание Думы не предвещало никаких особых событий. Я запасся интересовавшими меня документами и намеревался прочесть их в то время, пока в зале будут идти традиционные препирательства по повестке дня. Читать пришлось "под грохот канонады" – практически вся фракции Жириновского записалась на выступления. Ее депутаты говорили (или галдели) вовсе не о повестке, а только о том, что в Ямало-Ненецком автономном округе на выборах были чудовищные нарушения законодательства. Мол, поэтому их партийный список сняли с дистанции. Нарушения, конечно, были. Как нам сказали здесь же в Думе прямо с места председателя. Мол, так теперь ведется "политическая борьба за власть".
Ничего нового в истерике Жириновского, поддержанной его соратниками, не было. И в ругани, где слово "бандиты" – самое мягкое, тоже. Объявление о выходе из зала фракции шутов (в знак протеста против нарушений избирательного законодательства их же хозяевами) меня тоже мало трогало – за год с лишним работы в Думе я навидался подобных спектаклей. Знал, что все это шумиха – не более того. Жириновский власть никогда не подводил и никогда ей не противостоял.
Так вот. Жириновский, изрыгая проклятия по самым разным адресам, двигался по проходу так, чтобы как можно дольше затянуть процесс, попадая в телекамеры во всех подробностях. Не жалко – эта физиономия еще не самое гнусное, что показывают по нашему телевидению. Я продолжал чтение своих бумаг.
Перед тем, как окончательно выйти из зала, группа во главе с Жириновским остановилась – аккурат напротив места, где я сидел со своим чтением. Жириновскому надо было проораться до конца. Или разогреться перед запланированным мероприятием. Фотографии показывают, что его команда прямо-таки выстроилась перед местом, где через полминуты произошло столкновение.
Во время ора Жириновского в поток его воплей вплелась наивная и совершенно спокойная реплика моего соседа – депутата Ивана Кирилловича Викторова. Он произнес в направление спины Жириновского: "А что же вы, Владимир Вольфович, смеялись, когда "Родина" заявляла о нарушениях в Воронежской области?" Растравленный собственными криками Жириновский тут же обернулся к Викторову и стал вопить, брызгая во все стороны слюной. Текст ора был бессвязен. Что-то вроде: "Вы, "Родина" – бандиты! Вас для этого и придумали! Подонки! Суки!"
Воздух вокруг меня наполнился смрадными брызгами и затхлостью грязной подворотни. Я брезгливо прикрылся от Жириновского своими бумагами и произнес, не повышая голоса: "Убери слюни". С этого момента все внимание Жириновского сосредоточилось на мне. Он побледнел еще больше, глазные яблоки приобрели багрово-фиолетовый оттенок. "Я тебе морду разобью, сволочь!!!" – что-то подобное изрыгнула пасть клоуна. Я опустил бумаги и, как в инциденте во время избирательной кампании 2003 года, предложил: "Попробуй". И еще иронично покачал головой: эко тебя разбирает…
Вероятно, моя невозмутимость совсем уж увела Жириновского за грань нормы. Его психоз прорвало, точно гнойный нарыв. Задохнувшись ненавистью, Жириновский плюнул в меня что есть мочи. Его стремление набрать во рту как можно больше слюны, позволило мне среагировать. Листы бумаги, которые я держал в руке, удалось подставить под плевок. Вонючая аэрозоль отразилась Жириновскому в его собственное лицо.
Дальше я смог восстановить последовательность телодвижений только по видеосъемке. Но и она не отразила всего, поскольку мне, как включенному наблюдателю, кое-что было виднее.
Мой удар в скулу Жириновского последовал вовсе не сразу за его плевком. Мне еще надо было встать с кресла, уклониться от захвата, которым Жириновский и его приспешник, бывший телохранитель депутат Абельцев, хотели стащить меня в проход. Иван Викторов перехватил нечто похожее на удар со стороны Жириновского ("вялой рукой, не знавшей лопаты", как передал потом свои ощущения Иван Кириллович). Абельцев пытался захватить меня за галстук, потом – тоже произвести нечто вроде удара, на что получил легкий тычок в лицо. Только после этого я наградил Жириновского ударом в скулу.
Жириновский пытался отпрянуть, поэтому мой удар шел вдогонку и не был сильным. Не было возможности вложить в удар корпус – стесняла позиция за депутатским столиком, не позволявшая сделать даже полшага или наклониться вперед. Впрочем, в тот момент я инстинктивно ощущал, что причиненный мне ущерб ничтожен – его недостаточно, чтобы ломать противнику череп. Вполне хватило обозначить звонкий шлепок по физиономии.
Знаю, что многие оспорят это суждение, считая, что я должен был зашибить клоуна чуть ли не насмерть. Но я не убийца и не живодер. Тем и отличаюсь от той шпаны, которую олицетворяет собой Жириновский. К тому же моя профессия мыслительная, а занятие боевыми искусствами никогда не привлекало меня в качестве средства покалечить кого-нибудь. Меня больше бы устроило внимание к моей ученой книге в 800 страниц, которую я получил из издательства накануне. Но ею пресса не заинтересовалась. Равнодушной к моим трудам была и публика.