Быть подлецом
Шрифт:
– Эдвард? Почему?
Мисс Энн пожала плечами, всё ещё не спуская глаз с портрета.
– В этом доме почти все глупцы, - проронила она, - и живые, и мертвые...
– Мистер Райан - тоже?
Этот вопрос заставил мисс Хэдфилд вздрогнуть.
– Нет. Эти - умны, - и она быстро пошла к двери.
Чарльз ничего не понял, только почувствовал, как болезненно сжалось сердце.
Через два часа портрет был завершен. Донован был наполнен странным, распиравшим его изнутри ликованием - ликованием творца, создавшего то, что превышает его самого. Чарльз всегда выделял изначальный творческий акт, в котором он стоял перед лицом Божьим, и вторичный - увы, ущербный, где замысел реализовывался. Первичная творческая интуиция, замысел, внутреннее познание проступали внезапно и шли вовсе не от него. Возникала картина... Как любой творец, он быстро постиг вторичность искусства, ибо удручающее и трагическое несоответствие всегда пролегало между пламенем замысла и льдом воплощения. Этот холод проступал в каждом полотне, Донован видел извечную трагедию творчества и границу таланта, страшный суд над человеческим дерзанием. Смирись, гордый человек, ты не Бог...
Творчество человека есть провал даже в шедеврах. Но этот портрет, запечатлевший завораживающую самого живописца красоту, был наименьшим из его провалов.
Дверь снова тихо скрипнула и в комнату вошла мисс Бесс Бреннан. Она тоже остановилась перед портретом - но, в отличие от мисс Энн Хэдфилд, глаза её сразу увлажнились и блеснули восторгом и гордостью. Она не поскупилась на похвалы, слова 'великолепно, превосходно и восхитительно' были самым незначительным из сказанного ею. Она тут же решила вызвать лучшего багетчика и начала советоваться с Донованом в отношении рамы, которая должна обрамлять подобный шедевр. Глаза её сияли.
Между тем за окном продолжался ливень, его шум, мерный и чуть усыпляющий, согревал и расслаблял Донована. Он поинтересовался, вернулись ли мистер Патрик, мистер Джозеф Бреннан и мистер Ревелл? Нашли ли мистера Хэдфилда? Оказалось, нет, никто ещё не вернулся.
– Дядя говорил, что собака не могла взять несвежий след, но даже если мистер Хэдфилд решил уехать, то почему не взял саквояж и ничего не сказал сестре?
– То есть... он мог и не пойти на болота?
Элизабет пояснила, что Кэндлвик-хаус весьма обширен, раньше был замком, что, впрочем, Донован давно понял и сам, дом всегда стоял на отшибе, но сегодня, когда город разросся, Кэндлвик-хаус во многом потерял свое сельское уединение. Ходит также легенда, согласно которой из здания ведет тайный туннель на болота, по которому многие бежали из замка. Также говорят о призраке джентльмена в шляпе, которого видели слуги в подвале. Мистер Хэдфилд в последнее время проявлял большой интерес к туннелю и к призраку, хотел найти первый и увидеть второго.
Донован внимательно посмотрел на Элизабет. Она не лгала: Донован сам помнил, как Хэдфилд говорил об этом, но он не верил, что Эдвард именно сегодня, в тот день, когда по требованию хозяина дома он должен был с сестрой покинуть Кэндлвик-хаус, пошел бы искать призрак в туннеле. Но ещё менее понятным казался вояж на болота. Зачем?
Неожиданно Донован вспомнил о разговоре самой Элизабет с братцем Патриком. Однако... Не свёл ли Патрик счёты с Хэдфилдом? У этого человека вполне хватило бы ума убить Эдварда из ревности, а потом сказать, что тот ушёл на болота... Но постойте. А как же собака? Ведь пойнтер Джозефа взял след у дома и побежал к болотам...
Но... что могло помешать тому же Патрику назначить Хэдфилду свидание у болота, а после просто пристрелить его? Труп - в топь, и кто что докажет? Правда, сам Патрик уверял, что не любит охотиться... Но стрелять-то небось умеет?
– Извините, мисс Элизабет, - осторожно обратился он к мисс Бреннан, - а ваш брат Патрик... он, как я слышал, не умеет стрелять?
– Стрелять?
– удивилась мисс Бреннан, - стрелять в нашей семье умеют все, мистер Донован, - но она тут же уточнила, - правда, метко стрелять умеют только мистер Джозеф Бреннан, он заядлый охотник, да Райан. Прекрасно стрелял и Уильям. Мартин и Патрик всегда слишком горячились и потому часто промахивались...
– Ты скромничаешь, моя девочка, - на пороге комнаты стоял Райан Бреннан, он только что приехал, на полях его шляпы и плечах блестели капли дождя, - не верьте ей, мистер Донован. Лучше всех в нашей семье стреляют вовсе не мужчины. Десять из десяти выбивает сама Элизабет. Вы удивитесь, но и моя мать - тоже прекрасно стреляла. Она всегда умудрялась набить больше дичи, чем отец и её деверь - вместе взятые... Бог мой!
– взгляд Бреннана упал на законченный портрет, - это я?
– Вы недовольны?
На лице Райана мелькнула такая же тонкая улыбка, как на портрете.
– Ну, что вы! Мне просто кажется, что вы придали мне величие и значительность, коих я вовсе не имею, но, - он поднял вверх ладони, - если таково видение художника, - что ж попишешь? Я себе нравлюсь, - Райан рассмеялся, - надо показать всем. Но что происходит в доме, Бесс? Почему нет Джозефа? Куда подевался Патрик? Лидс сказал, что приехал Ревелл, но его нет у него в комнате. Где мама?
Элизабет спокойно и твёрдо рассказала о пропаже Хэдфилда, потом сообщила, что все трое мужчин отправились на розыски пропавшего, а миссис Бреннан ещё утром, до обнаружения исчезновения мистера Хэдфилда, уехала на заседание Попечительского совета госпиталя Шрусбери, назначенного на одиннадцать утра, полагая вначале навестить миссис Фрешуотер.
Брат выслушал сестру и, задумчиво проронил:
– Ты полагаешь, это из-за Кэтрин?
Элизабет пожала плечами.
– Может быть... если только не из-за Энн...- Тут она умолкла, а Райан, побледнев и на минуту задумавшись, решил переодеться и присоединиться к дядюшке.
Оба торопливо вышли, а Донован, оставшись в одиночестве, опустился в кресло и погрузился в размышления.
Его версия об участии Патрика в исчезновении Хэдфилда подтверждалась. Чтобы убить рядом стоящего человека - не нужно быть особо метким, а Патрик, стало быть, умел держать в руках ружье. Элизабет же ничего не сказала Райану о своём разговоре с Патриком, а сам Райан тут же решил, что если с Хэдфилдом что-то произошло, то это из-за Кэтрин. Но есть и ещё что-то, что знает Энн, и это 'что-то', видимо, весьма огорчительно для Хэдфилда...
Но Кэтрин...
Доновану всё же не показалось, что Кетти подлинно что-то значила для Хэдфилда. Райан говорил накануне о приставаниях Хэдфилда к горничным, о его блудных шашнях в борделе Монкрифа и интрижке с Кетти как о вещах достаточно пустых, словно и сам не придавал им значения. Сам же Хэдфилд уверял, что Кетти совратил вовсе не он и что сам Райан знает это. Но и никого не обвинил, а на вопрос Бреннана, не из его, Райана, ли спальни выходила Кетти, ни в чем не обвинил его, а сказал: 'Оставим это. Есть вещи поважнее...'
И чтобы сейчас его, человека явно распутного, вдруг замучила совесть? Из-за чего? Ещё вчера он не считал себя виновным в совращении Кэтрин, уверяя, что его опередили, и говорил об этом так, словно знал имя соблазнителя.
Но, стало быть, тогда доктор Мэддокс не прав: Кэтрин всё же пала именно в доме Бреннанов, уже после приезда. Но кто её обольститель?
Донован, основываясь на здравомыслии, предположил бы, что это или Райан, или Уильям, или Мартин Бреннаны. Но Райана не обвинил даже Хэдфилд, который мог узнать от самой Кетти имя её любовника, и едва ли это был Уильям: на семейных фотографиях он ещё менее привлекателен, чем Патрик. А вот Мартин...