Царь-гора
Шрифт:
До семи часов вечера Федор наметил широкую программу: ресторан, салон модной одежды, ювелирная лавка, книжный магазин, художественная галерея местного масштаба, интернет-кафе, казино (деньги, которые можно проиграть, отложил заранее). Аглая внесла поправки, урезав список вдвое. К тому же время шло слишком стремительно, вынуждая комкать приобщение к цивилизации. Из салона модной одежды девушки-продавщицы провожали их скептическими взглядами: Аглая ничего не выбрала, несмотря на то что Федор велел ей не отказывать себе ни в чем. В конце концов
Посещению ювелирной лавки Аглая твердо воспротивилась: «Не хочу, чтобы подумали, будто я ваша любовница».
– А если невеста? – приняв к сведению, спросил Федор.
Она одарила его недоуменным взглядом.
– Вы делаете мне предложение?
– Пока нет, – слегка растерялся он от такой прямолинейности, – но…
– Тогда не стоит об этом говорить.
«Ну и ну», – с досадой сказал себе Федор. Он все меньше понимал, как можно ладить с этой непредсказуемой, словно погода в алтайских горах, барышней. Менее всего это походило на его прежние игры в самолюбие с женщинами, доступ к которым открывался обычно легким движением руки, обнимающей за талию, либо пристальным, но непременно скользящим и обязательно оценивающим взглядом. И чем скорее он желал получить доступ к Аглае, тем больше оказывалось расстояние между ними и тем острее ему хотелось, чтобы их отношения не напоминали трюк канатоходца, идущего по тонкой веревке над пропастью.
Более всего девушку заинтересовал книжный магазин: гламурно изданные альбомы про лошадей, православные храмы и природные заповедники, «Андрей Рублев» и «Жития старцев Оптиной пустыни». Федор добавил к этому «Демонологию» и «Молот ведьм».
– Хотите податься в инквизиторы? – спросила Аглая.
– Так, надо разобраться с одной знакомой, – уклончиво ответил Федор и взял в довес «Колдунов вуду».
– Слишком мрачно, – не одобрила она. – Мертвецы, зомби.
– В здешних горах как раз процветает мракобесие, – саркастически сказал он.
В историческом отделе по Гражданской войне ничего дельного не нашлось. Но возле выхода из магазина со стенной приступки Федору бросилось в глаза название: «В глубь Алтая. Отдельный Барнаульский». Рядом с несколькими разложенными томиками стоял заросший бородой пенсионер в панаме, распродающий личную библиотеку. Алчно вцепившись в книгу, Федор лихорадочно пролистнул страницы, спросил цену и торопливо, точно его могли опередить, заплатил вдвое больше.
– Это тот самый Барнаульский полк? – спросила Аглая, заглядывая ему через плечо.
– Тот самый. – Федор от всей души поцеловал книгу. – Мемуары участника событий. Невероятно. Тираж полоторы тысячи! – Своим счастливым восторгом он оборачивал на себя прохожую публику. – Издана пять лет назад в Минске. Первое издание – в Америке, в шестьдесят втором. Поразительная удача. В интернете ее нет ни в одном каталоге!
Он энергично потряс руку
– Вы, уважаемый, гигант мысли. Огромное вам мерси от лица российской исторической науки.
Дедушка в ответ благодушно приподнял панамку.
– На здоровье.
– Кто автор? – спросила Аглая.
– Некто Михаил Чернов. – Федор жадно пробежал глазами аннотацию. – Эмигрант, воевал в том же полку в звании прапорщика, жил в Харбине, потом в Калифорнии, умер в пятьдесят седьмом. Родился в тысяча девятьсот третьем, в Ярославле. То есть в девятнадцатом ему было всего шестнадцать лет… Родился в Ярославле, – потрясенно повторил Федор. – С ума сойти от этой вашей мистики.
– Во-первых, она не моя, – урезонила его Аглая. – Во-вторых, если видеть мистику на каждом углу, то свихнуться точно можно. Дайте книгу.
– Не отдам. – Федор прижал сокровище к груди.
– У вас уже началось помутнение рассудка, – констатировала она. – И руки дрожат.
– Знаю, но ничего не могу с собой поделать. Видимо, профессиональная болезнь. Вы не понимаете, милая Аглая. Эта книжка – краеугольный кирпич моей диссертации, целый ворох не введенных в научный оборот исторических сведений. Да я просто именинник сегодня!!! – Он подхватил Аглаю на руки и закружил, разгоняя недовольных его счастьем граждан.
Внезапно в глазах у него стало темно, будто на солнце вползла туча, и в правом виске стукнуло раз, другой.
– Поставьте меня, Федор, – услышал он негромкое, но требовательное.
Опустив девушку, он потер висок, посмотрел на небо, затем на нее.
– Это вы меня опять шарахнули?..
– Что с вами? О чем это вы?
– А? Да нет, так. Ничего. – Федор резко помотал головой. – А впрочем… Послушайте, Аглая, вы действительно не понимаете, какой способностью обладаете? У вас же чудовищный удар… не знаю, чем вы бьете, только легко можете свалить и слона.
– Правда? – задумалась она. – Я не знала. Мне всегда представлялось, что я просто рисую вокруг себя защитный круг. Как у Гоголя в «Вие». Как это действует, не имею понятия.
– И давно это у вас?
– С тех пор как погибли родители. Я представляла себе, будто они сплетают вокруг меня руки и закрывают от опасности. Но потом поняла, что это не они, а я сама… мое нежелание становиться частью этого мира… Вам этого, конечно, не понять, – добавила она. – Вы и без того, кажется, считаете меня ненормальной.
Федор попытался оскорбиться:
– Это почему же мне, конечно, не понять? Вы, между прочим, не эксклюзив по этой части, не воображайте. Каждый второй в этом мире ненормальный. И никому это не кажется странным. Я, к примеру, сам ненормальный: недавно выпрыгнул с четвертого этажа. Идемте в кафе. Я голоден, как африканский крокодил.
Они заняли столик под зонтиком летнего кафе, заказали разной съестной ерунды и блюдо алтайской клубники. Пакеты с покупками Федор сунул под ноги, драгоценную книгу положил на стул рядом.