Царь-гора
Шрифт:
Шергин снова посмотрел на умершую в вертикальной позе стрелку часов. На этот раз ему показалось, что она еле заметно сдвинулась.
– В последнее время, – проговорил он, – меня посещает одна пренеприятная аналогия. Не так давно я и мои солдаты оказались свидетелями языческого камлания в здешних горах. Шаман призывал духов, чтобы исцелить болезнь, которую они же, по туземным верованиям, наслали… Кончилось все это весьма неприятно, но суть в другом. Вы ведь понимаете, о чем я говорю? На тяжело больную Россию мы своими действиями призываем все тех же духов, которые едва ли не причина ее нынешнего состояния. Мы думаем, что исцеляем ее, а она уходит от нас все дальше в потусторонний мир.
– Потусторонний мир… это вы метко выразились. А давайте-ка мы с вами, – батюшка оживился, задвигался, – еще чайком побалуемся.
– Благодарю, – Шергин поднялся, – я должен проверить караулы. Завтра, надеюсь, мы с вами увидимся.
– Постойте-ка, не хотите ли забрать эту вещицу?
Оттопыренным мизинцем священник показал на пирамидку.
– Не имею никакого желания.
– Берите, берите, – настаивал отец Илья. Он взял пирамидку и, поднявшись, втиснул ее в руку Шергина. – Доведется, вернете по адресу.
– Я не совсем понимаю вас…
– Да чего уж тут понимать. Ну, теперь идите с Богом.
Автоматически сунув пирамидку в карман, полковник коротко поклонился и вышел.
Безлунная ночь полностью скрывала в своем чреве убогие хибары Усть-Чегеня, деревянную церковь, истинное чудо для здешних мест, и даже белые горные зубцы – белки по-местному. Пять с лишком сотен полковых душ ночевали у костров в степи, начинавшейся прямо за огородами и курятниками. Обходя посты и окликая часовых, Шергин не переставал думать о том, что в ближайшие дни все разрешится. Правда, окончательный исход был неясен, но в любом случае на его мундир падет густая тень позора… Это было тяжелее всего.
До третьего поста он не дошел. В горло впиявилась налетевшая удавка, его резко дернуло и повалило наземь. Затем на него навалилось нечто многолапое и отвратительно пахнущее, стало возиться, затыкая рот вонючей тряпкой, намертво стягивая руки и ноги. Шергин пытался отплевываться, потому что от тряпки тошнило, мычал и изворачивался. Тогда его оглушили ударом по затылку.
…Сквозь серый туман, похожий на слизь, медленно проступали очертания лица, совершенно чужого, незнакомого и в то же время отзывавшегося в голове странным всплеском, круговертью обрывков памяти. Шергин пошевелился. Руки и ноги были свободны, он сидел на полу, упираясь спиной в мягкое. Перед ним стоял, наклонясь, человек с гладко зачесанными назад длинными волосами, с короткой треугольной бородкой и глазами, похожими на рисованные очи египетских богов и фараонов. Он был одет на восточный манер в красный шелковый халат, подпоясанный широким черным кушаком.
– Узнаешь меня?
– Бернгарт, – произнес Шергин, с трудом удерживаясь от тошноты, которую вызывала уже не мерзкая ветошь во рту, а тупая боль, переливавшаяся в черепе.
– Ошибаешься.
Человек в халате выпрямился, ушел в сторону. Шергину стоило усилий проследить его передвижение.
– Я – император и верховный повелитель Алтайской Золотой Орды, – сказал Бернгарт, усаживаясь на круглую подушку, возле которой стоял низкий квадратный стол, настолько низкий, что походил на подставку для ног.
Помещение тоже было с низким потолком, небольшое и с круглыми стенками, завешенными тканью. Шергин догадался, что это юрта.
– Обращаться ко мне следует – «повелитель». Но тебе по старой памяти дозволяю называть меня просто – господин генерал.
Бернгарт принялся раскуривать трубку на длинном чубуке.
– Говорил ведь я тебе – будешь меня искать.
– Я искал вас потому, Роман Федорович, – медленно проговорил Шергин, борясь с головокружением, – что обещал вашему человеку узнать о его посмертной судьбе. Это бедолага был почему-то уверен, что вы воскресите его из мертвых.
– Вижу, удар по голове не лишил тебя чувства юмора и солдафонской фамильярности. Что ж, поговорим, как это называется, по душам. Тот болван едва не провалил дело, порученное ему, поэтому ни о каком воскрешении речи быть не может. Он мне не нужен.
Дым, наполнивший юрту, имел сладковато-приторный запах, а дрожащие кольца в воздухе казались венчиками призраков.
– Что вам нужно от меня? – выдавил Шергин.
– Абсолютно ничего. Но у меня возникла небольшая прихоть – дать тебе шанс изменить свою судьбу.
– Мне нечего в ней менять.
– Ты этого и не сможешь – без меня. Одиннадцать лет назад я заглянул в твою судьбу и немного сдвинул ее линию. Теперь я дам тебе возможность вернуть ее на место.
– Ничего уже не вернуть, – глухо проговорил Шергин.
– Твоя жена и дети мертвы. Но ты можешь получить гораздо больше, если смиришь гордыню и подчинишься мне. Я хозяин этих мест, и здесь решается мистическая судьба России. Да что России – всего мира. В недалеком будущем Алтай сделается столицей всемирной империи. Ты можешь вписать себя в ее историю, если не настолько глуп, чтобы отвергать мое предложение.
Бернгарт щелкнул пальцами, в юрте появился туземец с подносом в руках. Он расставил на столе кофейный набор, наполнил из чайника чашку и так же бесшумно исчез.
– Можешь налить себе кофе, – не то предложил, не то велел Бернгарт.
Шергин не сдвинулся с места.
– До сих пор я слышал только про мировую революцию, – произнес он, – но про всемирную империю – впервые.
– Мировая революция, всемирная демократия… Все это лишь пути к мировой империи.
– И в начале этого пути большевики развалили Российскую империю на куски, – с сарказмом сказал Шергин. – Где теперь Польша, Финляндия, Прибалтика, Украина?
– Это первый этап. Пускай жрут столько свободы, сколько влезет. Потом их проще будет встроить. Они даже не заметят этого, а когда заметят – обрадуются.
Бернгарт допил кофе и аккуратно промокнул губы шелковым платком.
– Скажу более того. Не далее как на прошлой неделе адмирал Колчак имел конфиденциальную беседу с… неважно с кем. Ему была предложена всемерная помощь в обмен на согласие зваться Верховным правителем не России, а Сибири, оставив западные территории большевикам.