Царь-кукла
Шрифт:
— Да-да, я знаю, что не нужно винить себя и тэ дэ! — согласился Леонид Сергеевич. — Но все равно это нельзя просто выключить! Короче говоря, нам посоветовали специалистов из кремлевской больницы, и его достаточно быстро привели в порядок. Все сложно, думаю, вы и сами заметили, но лечение идет, и говорят, что шансы хорошие. Но тут ему везде начали мерещиться матрешки.
Капралов снова кивнул.
— Так.
— Полтора месяца назад я разбирал подарки на день рождения и обнаружил матрешку, довольно необычную и, судя по всему, очень старую. Я так и не смог выяснить,
Леонид Сергеевич подошел к одному из шкафов, выдвинул нижний ящик и вернулся обратно.
— Вот, можете полюбоваться. — Он поставил перед Капраловым небольшую деревянную матрешку.
Матрешка действительно была старой: лак, покрывающий обозначенное штрихами и контурами лицо, красный сарафан и покатые плечи, потускнел, и кое-где его рассекали едва различимые царапины. Примитивная на первый взгляд роспись поражала изяществом. Но самое необычное было не это — под лицом куклы, на животе и груди, располагался сложный, виртуозно, с мельчайшими деталями выписанный герб. Капралов поднес ее к глазам.
Центр герба занимал ромб с черным двуглавым российским орлом (он сразу вспомнил тарелки из номенклатурной столовой, только там предпочитали золото), на расправленных крыльях висели еще восемь микроскопических гербов с неразличимым глазу содержимым, а на груди девятый, побольше, Георгий Победоносец. Ромб обрамляли пышные ветви какого-то растения с петляющей между ними лентой с орденским крестом. Венчала рисунок императорская корона.
— Явно дореволюционная, — пробормотал Капралов, разъединил половинки и обнаружил в днище аккуратную дырку. — А где остальные?
— Откуда ж мне знать.
Капралов вернул куклу на стол.
— Елена Константиновна, его врач, сказала, что психоз может принимать разные формы и что это просто новая фабула бреда, — продолжил Леонид Сергеевич. — А теперь я перехожу к тому, из-за чего попросил вас прийти. Не знаю, как обычно сходят с ума, поэтому просто расскажу по порядку. Видите ли, постепенно я начал замечать, что этих матрешек стало в моей жизни как-то слишком много. И дело не в том, что говорит Денис. Сперва упоминания о них стали появляться на компьютере. Ладно, это можно списать на контекстную рекламу, потому что я действительно что-то про них искал. Но потом я стал слышать о них в коридорах Думы, от каких-то случайных людей, или где-то еще, ни с того ни с сего, например, на заседании комитета. Последняя капля — это когда про них стали говорить по телевизору. С какой такой стати? Главной новостью?!
У Капралова вырвался короткий смешок. Леонид Сергеевич удивленно дернул подбородком.
— Простите, — взмахнул рукой Капралов, — пожалуйста, продолжайте!
— В общем, рассудив здраво, я решил, что дело может быть совсем не в матрешках, а во мне. Вы можете оценить, что это? Паранойя? Галлюцинации?
Капралов заговорил своим самым профессиональным
— А раньше что-либо похожее бывало? Что-то необычное, что вы могли бы сейчас расценить как некие симптомы? Например, в юности?
— Не могу припомнить. Бывали, конечно, всякие фантазии, но я всегда понимал, что сам их придумал.
— А ваши близкие что-то замечали? Какие-то перемены?
— Говорят ли мне, что я схожу с ума? Да буквально каждый день!.. Слушайте, а возможно, что болезнь Дениса передалась мне?
— Да, теоретически возможно. Если б вы от него сильно эмоционально зависели. Но, думаю, это ложная тревога.
Леонид Сергеевич подался вперед, будто хотел получше рассмотреть произносимые собеседником слова.
— В общем, полагаю, никакого заболевания по моей части у вас нет, — резюмировал тот.
— Вы серьезно? Вы ведь даже не провели никаких тестов!
— Если будете так настаивать, то я и правда начну сомневаться, — улыбнулся Капралов.
— Но разве можно все понять только из моих слов?
— Нет, конечно. Главная заповедь психиатра — не верить больному и все проверять. Но тут дело в другом…
Капралов сделал паузу и хитро сощурился.
— Дело в том, что я тоже везде вижу этих матрешек!
— Как это? — озадаченно спросил Леонид Сергеевич.
— Очень просто. Меня они тоже преследуют. По телевизору, или, например, позавчера я стригся, и парикмахерша стала рассказывать про музей матрешек, куда она водила свою дочь. Потом, разумеется, я вижу их в каждом сувенирном ларьке. И уверяю вас, это началось до встречи с Денисом! Их действительно стало вокруг слишком много, согласен, но это не значит, что мы с вами сумасшедшие. Может, мода на них, не знаю!
Леонид Сергеевич помедлил, переваривая услышанное, и громко расхохотался. Он резко встал, дошел до противоположного конца кабинета и, промокая костяшкой пальца глаза, вернулся обратно в кресло.
— Это действительно смешно! — звонко произнес он. — Но вы уверены, что мы оба не можем…
— Уверен. Как вы это себе представляете?
— Да-да, конечно. Вы правы. И я тоже идиот!
— Прекратите! Вы не идиот. Ваш сын болен, но не нужно винить себя… Подозреваю, небольшой невроз присутствует, ничего странного, с вашим образом жизни и грандиозными планами… Но сейчас у половины какой-нибудь невроз. Если хотите, могу что-нибудь выписать. У вас как со сном?
— Нормально… Но постойте, ведь все равно должна быть какая-то причина…
— А с давлением? — не слушал Капралов. — Тоже? Вот и хорошо! На самом деле, нужно больше отдыхать, заниматься спортом и не забивать голову ерундой. Постарайтесь не фиксироваться на этом. Главное — не стесняйтесь выражать эмоции. В пределах разумного, конечно. Если за месяц не пройдет, я вам что-нибудь пропишу. Правда, выкиньте вы все это из головы!
— Хорошо! Понял! Постараюсь выкинуть из головы! Хотя наверняка у вас бывали истории и похлеще.
Леонид Сергеевич поднялся.
— Ну что ж!