Вечерами весенними долго онаУ раскрытого настежь сидела окна,За холодные прутья решетки с тоскойКрепко, крепко держалась горячей рукой,И на черном железе так четко виднаПальцев нежных и тонких была белизна.Из окна она видела пыльный забор,Утомляющий серой бесцветностью взор,А за ним чуть заросший бурьяном пустырьИ багряного неба безбрежную ширь,И ее напряженно темнеющий взглядНапоял своим золотом рдяный закат.А когда побледневший закат догорал,Ей казалось, что кто-то и в ней умирал.
Старая
дева
Без цели неужели же, ни для кого не нужнаяПройдет-уйдет жизнь хмурая, понурая моя?Вся словно суетливая, крикливая, наружная, —Хочу изведать светлые все глуби бытия.Хочу, чтобы в душе, в глазах, навстречу мне сияющих,Как бы в стекле поставленных насупротив зеркал,Все то же отражение бессчетно повторяющих,Мой дух обогащеннее, светлее засверкал.Мы мчимся словно в поезде, миг каждый измененныеЛандшафты, люди встречные мелькают за стеклом.Хочу, чтоб вместе кто-нибудь смотрел в окно вагонное,Со мною изменялся бы и плакал о былом.
Роденбах
Чуть мерцают стенки хрупкой вазы,Если слабый свет зажжен внутри.Как сиянье первое зари,Он неверен и дрожащ. Для глазаСтранно жуток этот тихий свет.Так дрожит сияние экстазаНа лице у тех, кто знает бредТворчества, чьей нежной кожи цветОдухотворенья носит след.Так стихи — граненые алмазы —Освещает изнутри поэт,Выше этой страсти счастья нет.Те стихи — как сладкая зараза,Льется их певучая струя,Льется тихо, медленно, не сразу,Льется, все оттенки затая,Хризолита, жемчуга, топаза,Приобщая властно всех к экстазу,К высшему блаженству бытия.
«Огненный ангел» Валерия Брюсова
Как полноводный Рейн течет рассказ,Но не как Рейн немецкий меж зеленыхХолмов, где виноград растет на склонах,Где дух средневековья не угас.Но даже память о былых баронах —Разбойниках только пленяет глазВ замшелых замках, где и речь влюбленныхНаверно тише льется в страстный час.Не как швейцарский — горных вод бурун,Но как голландский — мрачный у низовья,От тучных пастбищ до бесплодных дюн.Рассказ твой мужественно сдержан. КровьюОкрашен он. Над ним, как злой колдун,Застыл багровый диск средневековья.
«Вдали закат мерцает…»
Вдали закат мерцает,В алость окрасив даль,Сердце миг созерцаетВсемирную печаль.Как сердцу света жаль!По теплой мягкой пылиЕду сквозь лес домой:Грежу о днях, что былиТак светлы — Боже мой! —И смыты теплой тьмой.Грущу о двух могилахВ дальнем, в родном краю,Грежу о людях милых,О тех, кого люблю,Помедлить тьму молю.1911
В безвременье
В нас сердце напитано гневом и желчью, —Какая горька нам полынь!Скулим мы по-лисьи и воем по-волчьиСредь зимних бесснежных пустынь.Бесснежных: ведь снег одевает порошей,Как мантией, голую жердь,И кажется ласковой, нежной, хорошейПод снегом и самая смерть.В бесснежные, тусклые, мертвые зимыМы твердый, как лед, чернозем,Звериною, темной тоскою томимы,Со смутною скорбью грызем.Мы рады, что клочья облезлые шерстиОт смерти спасли, унесли.О, Боже, никто же не бросит ни перстиНа труп наш могильной земли!Живем мы бездольно, умрем мы бесплодно, —Какая горька нам полынь!И все же нам страшен лик смерти холоднойСредь зимних бесснежных пустынь.
«Он ушел на утренней заре…»
Он ушел на утренней заре,В час, когда сияли на гореПервым блеском солнечные пятна.Целый день он где-то пробродил,Целый день домой не приходил,К вечеру вернулся он обратно.Он пришел, когда бледнел закат,Был в пыли, в крови его наряд,Сам он истомлен был и безгласен,Словно в тяжких битвах изнемог,Но безгласный был, как юный Бог,Радостно и солнечно прекрасен.И в волнах сгущающейся тьмыМолчаливо вопрошали мы,Где он был, зачем пришел обратно,С кем боролся, бился за кого,И была нам светлая егоРадость — так чужда и непонятна.
«Верю в светлого ангела…»
Верю в светлого ангела,— Боже силы моей, —Верю в грозного ангелаВ голубых небесах.Прилетит он на помощь нам,— Боже воли моей, —Так я верю, я, сломленный,Я, поверженный в прах.С безнадежной надеждою,— Боже веры моей, —Ожидаю паренияОслепительных крыл.Утешенья, свершения,— Боже страсти моей, —И не мщенья, — прощения,Боже сил, Боже сил!1911
«Меня ты спрашиваешь, отчего…»
Меня ты спрашиваешь, отчегоТак медленно теперь проходит время,Тягучее, как скучный долгий гость,Однообразное, как день больничный.Иль вправду жизнь не движется, и людиТак стали плоски, как листок бумаги?О, милый друг, поверь мне, жизнь идетВперед, идет не медленней, быть может,Чем вечно шла. Ведь мира механизмПохож на старые куранты с хрипомИ гирями, медлящими движенье:Едва заметен ход минут-годов,И только внятен бой часов-столетий!Но чудо привелося нам увидеть:Вдруг завертелись с быстротой безумнойКолеса и колесики, пружиныВсе напряглись, едва сердец биеньеЗа страстным темпом жизни поспевало.Но слишком хрупок дивный механизм,Застопоренный грубою рукою,Он вновь пошел мучительно-невнятно.И вот одни опять свои часыПроверили, замедля их движенье,Но те, кто их еще не переставил,Обречены! О, бедный друг мой, долгоНе могут жизни ярче быть, чем Жизнь!
Танцы
1. Венгерка
Синий твой взор робко блестит,Светлое платье нежно шелестит,Ну же, вперед, вперед, вперед,Не все равно ли, что в будущем нас ждет!Серая жизнь у нас позади,Серая жизнь у нас впереди,Ужас морщин и ранних седин,Ужас и горечь, всему конец один.Ну же, вперед, вперед, вперед,Радостный взор нас манит и зовет.Губами к губам страстно прильнуть,Горечь и боль не прогнать, так обмануть.Крепко сжимаю твой гибкий стан,Жизнь так горька и так сладостен обман,Чувствую я сквозь корсаж теплоту,В сердце лелею мечту и красоту.