Я вижу твое искаженное злобой и страстью лицо,Россия, Россия!К тебе приковало меня роковое какое кольцо?Неразрывные цепи какие?Я так стремился к тебе, и еле тебя узнаю:Вдохновенную, мерзкую, злую, святую,И, быть может, великую, только не ту, не мою,А другую, другую!
«Не в светлый год, а в скорбный год…»
И.И. Фондаминскому
Не в светлый год, а в скорбный годВернулся я на Русь.И вот живу, и вот, и вотКощунственно молюсь!Благодарю Тебя, Господь,Что дал Ты благо мнеВсё пережить и оборотьИ
быть в родной стране.Благодарю свою судьбу,Что кончен долгий сон,Когда я заживо в гробуБыл тесном погребен.И мир казался наг и пустИ сух, как голый куст,И воздух тяжко, душно густДля страдных, жадных уст.Пусть услыхал я в злой июль,Как пенье странных птиц,Те свисты, всхлипы, взвизги пульНа улицах столиц.Услышал грохоты громовИ скрежеты зубов,Как будто вой мертвецов,Восставших из гробов.Увидел бедную страну,Страну надежд моих,Как бесноватую жену,Что в корчах бьется злых.Но всё во мне кричит, вопит:Я жив, я жив, я жив!Кругом распад, разгул и стыд.Но я, я жив, я жив!Смерть стережет, как хитрый зверь,Висит над головой.Но если я умру теперь —Я в жизни жил — живой!
«И вот опять, и вот опять мы здесь, в Москве, с тобой…»
И вот опять, и вот опять мы здесь, в Москве, с тобой.И эту радость испытать нам суждено судьбой:С тобой прийти к истокам вспять, о, друг любимый мой.Здесь можно меньше тосковать, забыть, что близко дно,Здесь можно жить да поживать, а как, не всё ль равно!И горе легче избывать, коль горе суждено.Быть может, будет жизнь легка и милосердна к нам,И рока поведет рука по мирным нас тропам.Здесь можно жить легко, пока не оскудеть годам.И жизнь так не замечать, как воздуха кругом,Словно рассеянно читать романа милый том,Не ждать, не думать, не гадать о том, что ждет потом.И в рое будничных забот, забав, затей, трудаЗдесь можно будет кончить счет, когда придет чреда,Чтоб скрыться с глаз за поворот пути, идя куда?..
«О, что здесь есть, кроме усталости?..»
О, что здесь есть, кроме усталости?Смотрю на вас, друзья мои!Немного мудрости и жалости,Немного боли и любви;Да тень прозрачная вечерняя —Еще не близкой смерти час,Да жизни будничные тернии,Деля, соединяют вас!
Ночные тени
Мне тени мертвые предсталиНа краткий час.Слова забытые шепталиЕще мне раз.Припоминали всё, что былоДавно-давно.Что сердце бедное забыло,Как суждено.И было мне немного страшно,Слегка, чуть-чуть.Тоской и радостью вчерашнейСжимало грудь.Немного страшно, неуютноНа беглый мигУвидеть с яркостью минутнойБылого лик.Или магическое средство,Безбольный яд,Вернули юность мне и детствоНа миг назад?Когда бы это просто памятьЗажгла свечу,Я зажигал ее бы пламя,Когда хочу.Нет, без желанья, против волиПришли они,Сгустившись в каплю сладкой боли,Былые дни.
Перед отплытием
Совсем небольшой ныне стала земля,Который уж год:С тех пор, как вдали, клубы дыма стеля,Легко бороздя водяные поля,Бежит пароход.Совсем небольшой и уютно земнойУютом квартир,Знакомой, доступной, обычной, родной.Она не загадочный и не инойТаинственный мир.Но вот я хочу увидать красотуЕе — до конца.Как каждую перед разлукой чертуИ каждую складку, и эту и ту,Родного лица.Чтоб стало еще мне милей и роднейРодное мое.Чтоб душу насытить всей прелестью днейИ без сожаленья покоиться в ней,Уйти от нее!
В Японии
I. Рисовые поля
Деликатные усики риса дрожат,Не поля, а игрушечный сад.Грядок тоненьких светло-зеленых рядыИз-под темно-зеленой воды.Деликатные усики риса дрожат.Ряд и ряд, ряд и ряд — квадрат.Как квадратиков шахматных точны ряды,Как фарфоров глянец воды!Деликатные усики риса дрожат,О, Япония, — ласковый сад.
Мать с сынком своим играла,Наклонялась, убегала,Вновь сначала начинала,Улыбалась и кричала:«Сайонара» —До свиданья.И хорошенький япончик,Круглый, пухленький, как пончик,Хохоча всё звонче, звонче,Кимоно ловил за кончик:«Сайонара» —До свиданья.Любовался я простоюЭтой милою игрою,Вспоминая, что пороюТак мой сын играл с женою:«До свиданья» —Сайонара.Разве я чужой, прохожий?В мире всё одно и то же.Разно так и так похоже!Вот уеду — ну так что же?«Сайонара» —До свиданья!
«О, стихи, вы никому не нужны!..»
О, стихи, вы никому не нужны!Чье отравит сердце сладкий яд?Даже те, с которыми мы дружны.Вас порой небрежно проглядят.И одна, одна на целом светеТы теперь, быть может, после дочьПолно примут в душу строфы эти,Над которыми я плакал эту ночь.
Образы
Сезанн
М.Ф. Ларионову
Вот яблоки, стаканы, скатерть, торт.Всё возвращаться вновь и вновь к ним странно.Но понял я значенье Natures mortes,Смотря на мощные холсты Сезанна.Он не поэт, он першерон, битюг.В его холстах так чувствуется ясноВесь пот труда и творческих потуг.И все-таки создание прекрасно!В густых и выпуклых мазках его,Как бы из туб надавленных случайно,Царит, царит сырое вещество,Материи безрадостная тайна.На эти Natures mortes ты не смотриЛишь как на внешние изображенья.Он видит вещи словно изнутри,Сливаясь с ними в тяжком напряженьи.Не как Шарден, не так, как мастера,Готовые прикрасить повседневность,Которых к Natures mortes влечет игра,Интимность, грациозность, задушевность.Сезанн не хочет одухотворитьИх нашим духом, — собственную сущностьДать выявить вещам и в них явитьМатерии живую вездесущность.И гулкий зов стихии будит в насСознанье мировой первоосновы.Ведь семя жизнь несет в зачатья часИ в корне мира Дело, а не Слово.Утерянное он нашел звеноМежду природой мертвой и живою…Как странно мне сознанье мировоеТого, что я и яблоко — одно.