Центумвир

Лимова Александра

– Васильна, давай укладывайся, у меня вылет через час, поеду потихоньку, – хриплая усмешка Вадима, осторожно отстраняя от себя. – Все нормально, я нисколько не вру. Мы действительно все вывозим. Пара недель и Яр приедет за тобой. Ничего рассказывать мне нельзя. Просто поверь, чем хочешь поклянусь, что все идет хорошо.

Смотрела в карие пустоши его глаз, проваливаясь в них. Слушала переливы хрипотцы в низком баритоне его голоса, которые сдавали, что это Вадим, а не Шива. И похуй на иссушающие, будоражащие, горячие и убивающие карие пустыни Шивы. Просто похуй. Он просто изысканен. Элегантен. И дело не во внешности и стиле. Как они все. Я, отведя взгляд, едва слышно, спокойно и безэмоционально попросила его остаться максимально столько, чтобы он успел ровно до своего вылета.

Я знаю, что он на джете, знаю, что

частные заказы в режиме ожидания клиента могут находиться до пяти часов. Но в тишине, в сгущающихся сумерках и тепле своих пальцев, накрывших его пальцы, сжимающих край постели, куда я бухнулась животом и требовательно постучала по краю, он выдержал около двадцати минут. Ему прогрессивно становилось хуево от внутреннего сражения. От того как себя убивал, как истреблял то, что хотелось сделать, глядя в мое лицо повернутое в профиль. Плачущее и сквозь слезы улыбающееся. Приподнимая подбородок и скашивая на него взгляд. Повел головой, типа ему, как тоже значимой персоне, так же похуй. А демоны, их тени в карих глазах, полосующие со вкусом нутро у обоих, это да, это в унисон. Это красивая любовь. Потому что боль в таких случаях очень тонкая. Изысканная. И это действительно очень красиво, потому что оценить это может совсем не каждый. Только тот, у кого взгляд наметан. Только ценитель и тот что с опытом… искусства остаться человеком, когда в зоне досягаемости то, от чего нутро обжигает. Обжигают обстоятельства. Но лишь улыбка по моим заживающим губам и усмешка по его. Это только для ценителей. Жестко набухивающихся потом вечерами, когда переступив порог, снимают маску. И корону.

Сделала вид, что вроде бы засыпаю, аотому что ему действительно хуево. И он поднялся. Снова сражение, потому что так хотелось прикоснуться к моему якобы спящему лицу. Кончиками пальцев. Прикоснуться губами. Но неслышно вышел из комнаты. А я закусила подушку и горячо выдохнула, понимая, что при желании он бы похоронил нас обоих, но снова остался живым на кладбище. Матерь божья, Хьюстон, ты действительно умрешь холостым, ибо ну кому я тебя отдам?!

Ждала хлопка двери, но его не было слышно. Так-так, мама инопришеленца, не подведи. Неслышно поднялась и отворила дверь своей комнаты. Бесшумно покралась по коридору и остановилась у угла глядя на огромные зеркальные часы над камином. В отражение. Она зажала его на выходе. Прямо буквально, рукой в плечо к стене.

Я остановилась у угла в коридоре и, присев на пол, чтобы меня ненароком в том же отражении не спалили, глядя в стену перед собой, вслушалась в очень тихий голос Вадима.

– ... Дубцов категорически против. Кот тоже не хочет, потому что по инструкции ему всю ветвь выключать придется, а там обвал выходит не в один ярд. Да и Марвин сам не дурак же, понимает, что даже если его одного, как звено, выключить, а нас не трогать, мы все равно не станем работать. Утром кошель приехал со своими цепными, тоже с пеной у рта зарубаются за него.

– Дуб почему против? – напряжение в ее тихом голосе. С отзвуком слабой надежды.

– Те трое, которых подписал Андрей Михайлович… там взрывной волной могло выкосить синяка одного. Младшего брата Дуба. Я думаю, поэтому. Он и вытаскивал нас из круга, когда... ну, вы помните. Дуб сейчас Марвину и Коту двигает как основной аргумент подсчет, сколько круг потеряет, если Яра выключить, к тому же Яр согласен весь теневой приход засветить и отдать в кошель, конфискат там выходит очень внушительный. Плюсом играет то, что Яр не крыса, он не трогал внутренние потоки, только чужие. Поэтому Марвин согласится, деньги же. Лид, давайте вы не будете меня спр....

– Давайте без давайте. – Отрезала она. – Посмотри мне в глаза. – Затяжная пауза и очень тихий и очень важный, важнейший вопрос, резавший кошмаром эти страшные три дня, – Вадим, скажи мне, они его точно не убьют?

– Точно. – Тихо, устало. Твердо. Звук оповещения мобильного. – О, вот и подтверждение. Как я и говорил.

Порванный судорожный выдох. Матери, узнавшей, что сына не казнят. Звуки подхвата, задушенный всхлип. И ее выравнивающийся голос:

– Все, стою на ногах, пусти. На, пирожок пожуй, исхудал совсем. – Ну да, ужин оставленный нетронутым на комоде у входа. Потому что будить я ее не хотела и жрать тоже не хотела. Хоть Хьюстон поест. – И не смотри такими страдальческими глазами, я все равно буду спрашивать, а ты будешь рассказывать. Все,

как всегда, что ты как не родной. – Вадим вздохнул, а она продолжила с легким налетом напряжения в негромком серьезном голосе, – значит, они его вытаскивать начнут. Когда выдвинут официальную предъяву эти обиженные? Дай сюда пирожок, рот у него занят, ага. Отвечай.

– Назначили завтра утром. Поляков в отказную пошел сразу, как Коня в минус отправили. Саид упирается, хотя выбивают из него нехило, но отрицать будет до талого, иначе свои же центы и порешают. Саид точно не сознается, что наше теневое реализовывал.

– Какая разница уже... – сглотнув, пробормотала она. – Как Марвин и Кот оправдают Яра, когда эта сволочь подтвердит?

– Скорее всего, скажут, что сверочный акт на этом ареале. Кошель с бумазейками сразу приехал, то есть они с Дубом и Котом уже знали, что Марвина убедят и начали подходы готовить, чтобы Яра тащить. Так что, скорее всего, заявят про сверочный. Мы же собрали систему, потом ареал перепродали им, потому что у нас сейчас подходящих синекур на него нет. Или скажут, что Саид тестился при контроле Яра, спираль-то мы собирали и затачивали, и на первых порах это нормальная практика.

– У вас, блядь, все нормальная практика, только нихуя никто нормально не практикует. – Зло прошипела она и, помедлив, напряженно спросила, – сколько предложили за то, что он его заложит? Вы не предлагали ему больше заплатить, чтобы молчал? – повисла пауза. – Вадим?

– Яр предполагает, что, скорее всего, за переход продал, а не за бабки. Марвин разговаривал с этой сукой о переходе в синекуры и он тоже этого хотел, но Яр забрил на корню почти утвержденную согласование и втер Марвину что он, якобы, не потянет, поэтому пусть сидит на базовых. Базовых никому трогать нельзя, а синяки хоть и живут весело, но часто бывает, что недолго, иногда так мрут, что не всегда понятно почему, а ему, бл… все равно туда хотелось, в общем. Яр обрубил…

Пожалуйста, нет... Пожалуйста!..

– …и Еремеев вроде бы был не особо этим доволен. Так-то ничем не показал, но Яр тогда сказал, что, мол, как бы чего не вышло, и велел следить за ним, потому что Конь уже рыл тогда и мог услышать и воспользоваться. Еремеев сначала докладывал все, потом, видать, базары у них пошли за переход в качестве оплаты… он звонил той ночью мне, спрашивал, когда Аленка вылетает, мы еще не знали, что с вылетом проблемы будут, я без задней мысли сказал, что в обед. Ну и, собственно, вот. Утром Коню дали право на обыск сразу после запроса, хотя, обычно несколько часов рассматривают, если не дней, значит весомый аргумент был у Коня помимо Поляка, который то одно говорил, то другое… Конь вел себя слишком нагло. Слишком. Три наших офиса разнесли к чертям, конспиративные хаты вскрыты, он наши личные транзиты не замораживал, как положено в таких случаях, он их сразу вспарывать начал, а на наших фиников вообще едва ли не охоту объявил. Там лютый треш пошел. Конь, разумеется, сам по себе ебн… двинутый, но вот такой нахрап… даже когда он со Рвом схлестнулся, он себя вел не настолько борзо. Конь был уверен, что обвинительный сто процентов будет, настолько сто, что даже если грохнет сразу, то его не вздернут… потому что действительно вразнос пошел.

– Надо было этого Поляка сразу как Конь спалил его, прямо вместе с Конем... в поле нахуй... – гнев в тихом голосе. Ярость. Возмущение, – но нет, что ты, мы же цивилизованные! Не тогда, правда, когда свои тени через чужих синекур пускаем и тырим с чужих кругов чужое бабло, – игнорируя усталое Вадимовское «не докажут», – это можно, это мы прямо с удовольствием, даже зная, что за это башку снесут. – Звук подзатыльника на Вадимовское «у каждого свой спортивный интерес». Моя мертвая усмешка, и ледяные пальцы в голову, лицом вдавливающуюся в колени. – Ну, ладно он отбитый, причем, прости господи, буквально, но ты-то что? Погундеть ему не мог? Гундел бы потихоньку и постепенно этот индюк пришел бы к мысли, что эти свои новые выебоны ему больше не интересны. Хотя, кому вообще я это говорю! Два дебила это сила, да, сынок? – хлесткость раздражения в тихом голосе и деловитость в последующих словах, – на еще пирожок. А как сук всяких в живых оставлять, да еще вытаскивать и прикрывать, то сразу вспоминаем, что цивилизованные же! Не смотри так на меня, я сейчас на эмоциях, мне можно хуйню всякую нести. Яру дадут право судить Еремеева после того как Марвин замнет с пидорасами Саида?