Чабор
Шрифт:
Проследить за уродливым незнакомцем оказалось не так-то просто. Лишь качающиеся лапы папоротника да смыкающиеся за его страшным горбом ветки редких молодых деревьев и кустов указывали путь любопытному глазу. Вскоре карлик и вовсе перестал таиться. Изредка хитро оглядываясь, он лишь ускорял шаг, двигаясь к своей неведомой цели.
Когда Водар понял, что его заметили и целенаправленно ведут к болоту, под его ногами уже смачно чавкала чёрная, словно дёготь, болотная вода, проступающая сквозь мягкий настил полусгнившей, бурой иглицы. В воздухе пахло гнилью, серой и чем-то ещё, очень знакомым и страшным. Память отказывалась сообщить что-либо об этом слабом, уже забытом запахе, а страх и тревога, ранее разыгравшиеся в сердце Водара, напомнили о себе снова, заставив его в который раз остановиться. Да и куда тут было идти? Незнакомец-то исчез…
Вдруг Водар почувствовал сильное головокружение, и вместе с тем заметно усилился тот самый давно забытый неприятный запах.
— Что это со мной? — едва успел подумать сайвок, как тут же откуда-то сверху на него рухнул помощник Поклада, ужасный карлик Сглаз.
Как только перекошенное ужасом лицо Водара погрузилось в бурую болотную воду, его перепуганная память запоздало выбросила на свет картинки большого леса возле владений царя Вулкана. Вспомнилась брошенная лесная избушка, насквозь пропахшая этим кисло-тошнотворным, гнилостно-гадким, серно-трупным запахом…
Задыхающийся сайвок что было силы упёрся руками в землю и яростно выдохнул из себя предсмертный рык. Чёрная вода заклокотала мутными пузырями, поднимаясь всё выше и не давая Водару никакой надежды на последний вдох. Враг, будто клещ, вцепился ему в спину. Казалось, что уже никто и ничто было не в силах сбросить карлика на землю или хотя бы на миг ослабить его страшную хватку.
И вдруг что-то хищно дёрнулось внутри умирающего от удушья сайвока. Его слабеющее тело судорожно требовало хоть глоток воздуха. Ещё никогда, если не считать протравного колодца, смерть не обнимала бедного малыша так крепко, и он понимал, что на этот раз помощи ждать неоткуда, ведь друг Чабор слишком далеко...
Странное дело, но томное предсмертное оцепенение в трепыхающемся из последних сил маленьком сердечке Водара ни с того ни с сего вдруг лопнуло, словно упавшая на пол перезрелая тыква, явив ему безумный огонь слепой ярости!
Сайвок упёрся в землю ногами и подогнул под себя голову. Перепачканный чёрной водой подбородок с едва пробивающейся белесой бородкой приподнялся над вонючей болотной массой. Водар вдохнул долгожданный воздух жадно и неистово, вместе с хлынувшей через нос водой. В грудь тупой болью тут же ударил страшный кашель, выбрасывающий прочь гнилую жидкость.
Ранее казавшаяся мёртвой хватка карлика тут же заметно ослабла. Сайвок, чувствуя это, изловчился, протащил под голову левую руку и, сжав её в кулак, упёрся в него лбом. Теперь можно было дышать. В голову давило что-то твёрдое и колючее, но храброму малышу было некогда обращать внимание на эти мелочи, на кону стояла его жизнь, и именно сейчас появилась возможность её спасти.
С возобновлением дыхания в наливающемся жизнью теле просыпались невиданные ранее силы. Водар без труда подтянул под себя ноги и, совершая спасительный кувырок, оттолкнулся. Смертоносная ноша на удивление легко свалилась с его спины.
— Ну, всё, — отчаянно зарычал сайвок не своим голосом, — теперь я тебе не завидую…
Он коротко и зло что-то проревел, практически ничего не видя после грязевой болотной ванны, и тут же занёс над головой врага полную ненависти и злобы руку. Измотанного борьбой страшного помощника Поклада хватило только на то, чтобы нелепо закрыться от чудовищного удара.
Он, чей взгляд убивал или вселял боль и страх в тысячи сердец, вдруг оторопел! Жалкий сайвок, которого он хотел утопить, будто слепого котёнка, прямо на его глазах превратился в ужасное лесное чудище с лапами гигантского жука, головой рыси и мощным телом зубра, которое покрывали плотные пластины костяного панциря!
Как ни силился Сглаз удержаться на его спине — не удержался, как ни старался заглянуть ему в глаза — не успел. Страшный удар звериной лапы словно сухие ветки сломал слабые руки карлика, разрываемые в клочья осколками собственных костей. Из многочисленных ран хлынула чёрная кровь. В следующий же миг лесное чудовище обрушило свой огромный кулак, увенчанный длинным, как нож, костяным шипом, в грудь Сглаза. Карлик рухнул на землю, заклокотал горлом, переполненным ядовитой кровью, а чудище схватило его голову и тем же шипом поочередно выкололо оба страшных глаза верного слуги и помощника колдуна Поклада.
Сглаз забился в агонии, утопая в жирной луже собственной крови, перемешанной с болотной водой. Чёрная Душа горбатого злодея, будто кусок протухшего мяса, кишащий червями, покатилась вглубь земли, к ногам Хозяина Тёмного мира, гнить и тлеть вечно…
Страшное лесное чудовище вдруг качнулось на мощных, кривых ногах, сделало шаг назад и гулко упало на спину, медленно превращаясь в крохотного и перепачканного болотной грязью сайвока Водара…
Дарья, спрятавшись за спину своего возлюбленного, дрожала, как осиновый лист. Конечно, ведь даже представить себе невозможно, каково наблюдать со стороны за подобным? Берег и Всенежа были рядом и тоже следили за происходящим открыв рты…
Когда же всё прекратилось и ни рык, ни предсмертный крик уже не нарушали тишину перепуганного невиданной схваткой леса, четвёрка путников осторожно подобралась ближе и увидела два тела, лежащих неподвижно.
— А ведь мы ещё даже до Берецкого леса не дошли, — прошептала перепуганная Дарья. — Берецкий-то там, за болотом начинается. О, Перун Великий, говорили мне люди, а я не верила. Что ж тогда в колдуновых владениях творится, коли уж перед ними такая чертовщина?
— Не причитай, — отмахнулся волхв, осторожно направляясь к неподвижным телам…
— Занни-гунди-шоонти-шокти. Занни-гунди-шоонти-шокти, — читал в это время древние заклинания тёмный колдун Поклад. Он поднимал над огромным котлом со зловонным варевом сухие узловатые руки, трясся, закатывая в колдовстве глаза и сверкая из-под приоткрытых век безжизненными белками. Приближалось сладостное состояние блаженства. Будто сам Хозяин Тёмного мира простирал свои персты над головой своего верного слуги. В каждой частичке его древнего тела текла радость предвкушения того, что прекрасный лик Саваофа-Иговы сейчас явится к нему в видении.