Частное расследование
Шрифт:
В оранжерее, куда Вощагин привел Турецкого, было душно и влажно, как в тропическом лесу.
— Снимите пиджак, повесьте его, да хоть на стремянку
Турецкий огляделся.
Помидоров кругом не было и в помине. Посередине огромной оранжереи, напоминавшей своими размерами скорее хрустальный дворец, росло только дерево, огромное, похожее на баобаб, с толстенным зеленым стволом в три обхвата. Крона дерева там, на высоте третьего или четвертого этажа, раскидывалась на десятки метров — высоко, под стеклянным потолком, почти полностью заслоняя его, поглощая весь свет. От этого дерева в оранжерее было довольно сумрачно.
Турецкий осмотрелся еще раз…
— Ну, где ж ваш помидор?
— Да мы под ним стоим.
Вот тут-то наконец до Турецкого дошло.
— Ого! — он постоял, ошеломленный. — А сами помидоры?
— А разве вы не видите? Вон, вон и вон. Зеленые одни. Чуть поспевают, мы сейчас же их снимаем. Ведь упадет сам, может и убить.
— Вот это да'— не выдержал Турецкий. — Они с арбуз, не меньше.
— Да. А присвоили ему степень, все тут же начали шептаться: протекционизм, связи. Да это все известно было всем! Да на поверхности лежит! Мичурин тоже выводил сорта, мы тоже, там же… А вы видали помидор в два пуда? То-то же! Тогда молчи. «Это все известно!» — передразнил Вощагин. Подумать надо было. Чуть. Действительно, все на поверхности лежало. Но ты попробуй заметь. Нагнись. И подними, раз просто. Нет, поднял только Грамов. Он даже не хотел публиковать, ведь просто до смешного. Писать в академический журнал такое, ясное ребенку.
— Да, это что-то!
— Да. МБ, я думаю, не забрало сей помидорный баобаб к себе лишь потому, что выкопать и перенести уже невозможно. Мы выяснили: корни в глубину — на сорок метров, а вдоль поверхности — на сто, сто двадцать.,
— Чувствуется. А что, скажите, Илья Андреевич, неужто правда, что скелет орангутанга изъяли представители спецслужб? Ведь это, согласитесь же, смешно! Ей-ей не верится! Хотя я тоже, не без греха, «люблю» их очень.
— Конечно, я не знаю точно — кто, но факт есть факт. Скелет уперли, что называется.
— Когда?
— Да сразу же. Тогда же, когда и генератор. И половину библиотечных фондов. Микрофиши. Стерилизатор импортный, французский. В конце июня.
— А поточней не вспомните? Меня скелет особенно интересует.
— Нет, точно не могу. Одно скажу — пожар произошел двадцать девятого, и до пожара было все на месте. А вот тридцатого уже почти ничего и не было. Потом они еще ходили, добирали, но уже по мелочи — раз этак шесть, а то и больше. Вот я на вас сегодня и подумал, грешен. Так что точно не скажу. Но наш скелет, его студенты звали «Гриша», пропал тогда еще, в первый призыв, так сказать. Двадцать девятого — тридцатого. Мне это в голову запало, уж вы простите, своей нелепостью: зачем скелет им обезьяний? Поверьте, гибель Грамова, я не могу уснуть, и так за ночью ночь, хожу, хожу в июле… А в голове стучит: зачем скелет им обезьяний? Я чуть не сдвинулся тогда на этой мысли. И дал себе зарок: не умру, покуда не узнаю. У всех теперь спрашиваю. У вас, вероятно, есть в Комитете связи? Узнайте, пожалуйста, и позвоните мне, если узнаете: зачем им понадобился скелет орангутанга. Господи! Такая чушь, такой идиотизм! Вот я, положим, приду в прокуратуру и упру у вас, допустим, свод уложений, связанный с земельными кадастрами Ростовской области! Такая глупость. Чушь!
— Ой, осторожней! — крикнул Турецкий, едва успев отскочить в сторону и увлечь за собою Вощагина.
Мимо них с бешеной скоростью пролетела огромная массивная кадка с кактусом.
Кадка ударила стремянку, на которой висел пиджак Турецкого, опрокинула ее и понеслась в противоположный угол оранжереи.
— Развивают… — саркастически заметил Вощагин, поднимая с пола пиджак Турецкого и отряхивая его. — Фаина наша очень к кактусам неравнодушна. Ох, — он наклонился, подбирая красную книжечку, вылетевшую из кармана пиджака Турецкого. — У вас из кармана выпало.
На обложке этой маленькой красненькой книжечки был выдавлен золотом орел и золотыми же крупными буквами было написано: Министерство безопасности Российской Федерации…
— Ваша? — Вощагин меланхолически приоткрыл книжку: — Да, ваша. Возьмите вот. Пожалуйста. Товарищ майор…
Это было удостоверение из «запасного» комплекта документов Турецкого, то самое удостоверение, которое он предъявлял тогда еще, в Краснодарском крае, улетая с Мариной и Настенькой от моря в горы — инкогнито…
— Это не так! — Турецкий даже покраснел от стыда, забирая удостоверение и пряча в карман. — Это неправда. Поверьте! Это как раз липа. Необходимая для работы! Вы верите?
Вощагин вздохнул.
— А почему бы и не поверить, — сказал он серьезно и грустно. — Что только не бывает в этом мире, все бывает. Давайте-ка вернемся в кабинет.
— Если вы еще не устали…
— Признаться, устал слегка.
Вощагин действительно выглядел не ахти, но Турецкий все же решил попробовать сыграть ва-банк по горячим следам. Придя к Вощагину в другой раз, Турецкий рисковал бы попасть на совершенно иное настроение. Терять ему было, в сущности, нечего.
— Я вас еще чуть-чуть побеспокою.
— Беспокойте.
— Я, собственно, вот что хотел узнать. О разработках Грамова в плане психотронного оружия. Насколько это все реально и, если можно, тактико-технические характеристики того, что он успел создать.
— Вы понимаете, о чем вы меня спрашиваете?
— Я понимаю. Потому и спрашиваю.
— Нет, видно, все же не понимаете.
— Потому и спрашиваю, — с упорством попугая повторил Турецкий.
— Что вам ответить кроме «государственная тайна»? Кто чем-то подобным занимается или занимался в прошлом, дают подписку о неразглашении, вы разве не слыхали ничего об этом?
— Да нет, слыхал, конечно.
— Так что ж тогда?
— Тогда? Тогда. — Турецкий встал. — Тогда спасибо и на этом. Серьезно: был очень рад и познакомиться, и поговорить.
Взаимно.
— Чтобы вы не волновались, скажу вам сразу, как начальнику первого отдела: я здесь еще побуду, поброжу. Не против?
— Я не против, если вы маршрут и цель сообщите.
— Ну, я б хотел в подвал спуститься, где мой тесть погиб. Хотел поговорить еще раз с его механиком, который с ним работал. И на глазах которого Грамов погиб. У меня к нему вопросы.
— К кому к «нему»? Вы говорите о Ерохине, я полагаю?
— Да, наверно. — Турецкий мельком глянул в записную книжку. — Ерохин, точно. Вячеслав Анатольевич…
— Вы с ним не сможете поговорить, его у нас уже нет.