Частное расследование
Шрифт:
— Конечно! Вот прямо. Первый проулок налево. И там только два участочка пройти-то до Невельского… Прям рядом там, три шага.
— Это голубая которая, так?
— Она самая!
Вот это дачка-то! Прили-ично… Комнат пять, не меньше…
Взломать входную дверь было для Александра Борисовича Турецкого делом одной минуты. Сигнализация с подхватом: кусачками не трожь: сейчас же загудит… И даже домофон!
Турецкий чувствительно пристукнул по дверному косяку, зная, что от толчка обычно включается сначала камера и зуммер на пульте в сторожке.
— Это я. Включите блокировку, Егор Петрович. И напряжение снимите с сигнализации. А то я открываю дверь, чтоб не завыла.
Красный огонек светодиода на домофоне погас. Турецкий выдохнул и только после этого начал «прощупывать» замок…
Замок был не ах, и через пару минут дверь открылась.
Искать в такой даче тайник было делом довольно безнадежным.
Однако Турецкий понимал, что тайник с компрой должен быть «живым» — часто он пополняется, что-то из него изымается, просматривается, на место возвращается… Следовательно, это не может быть сейф, закопанный в подвале… Он должен быть рядом — незаметен, но под рукой…
Далее. Что может лежать в тайнике? Во-первых, копии документов. Во-вторых, кассеты: аудио и видео. Значит, этот тайник не может быть размером с наперсток, — ведь даже если документы микрофильмированы, то они должны быть также и каталогизированы, с целью ускорения поиска, а значит, и работы с ними. То есть тайник под рукой, и тайник объемен. Но и такой тайник найти непросто: простукивать стены и пол можно до морковкиного заговения, и, кроме того, только в детективах бывает: как стукнешь по стене, так и загудит пустота… В жизни же обычно при хорошем обыске гудит только голова: у тебя самвго, у производящего обыск…
Турецкий достал из кармана заранее припасенный пакетик, в котором лежали десятки образцов: обрезки аудио- и видеопленок различных фирм, обломки пластмассы — кассет, образцы ксерокопий, выполненных на разных ксероксах с разными типами картриджей…
— Рагдай! Понюхай эту гадость. А теперь — ищи!
Рагдай нашел через минуту: стоя в самой дальней комнате, которую следовало бы назвать «кабинетом хозяина», он подлетел к книжным стеллажам и, подпрыгивая почти до самого потолка, облаял стоящее там, на верхотуре, полное юбилейное собрание вождя мирового пролетариата В. И. Ульянова (Ленина).
Действительно, подумал Турецкий. Почитать никто не попросит, не умыкнет: это тебе не детектив, не фантастика… Да и случайно в руки не возьмешь: стоят-то высоко…
Пододвинув стол и поставив на него стул, Турецкий добрался до сочинений Ленина.
Каждый том представлял собой коробку… Кассеты, микрофиши, флопари и даже СЭ-КОМные, блестящие всеми цветами радуги лазерные диски…
И вот только тут Турецкий осознал, что столкнулся лоб в лоб с тремя, по крайней мере, жуткими проблемами, решить которые куда сложней, чем дачу подломить, чем обнаружить этот тайничок…
Проблема первая. Как это все отсюда упереть?
Проблема два. Где, когда и на чем все это просмотреть? И, самое, пожалуй, главное, — сколько времени необходимо вгрохать в изучение всего этого «наследия Владимира Ильича»? Ведь то, что интересует именно меня, возможно, тысячная доля «собрания сочинений».
Проблема три. Тайник объем имеет колоссальный. Так, значит, многие к нему могут проявить интерес, решил Турецкий. Я оказался первым только по одной причине: я слишком плохо знал Невельского, я слишком глуп, неосторожен. Поперся в лоб, в то время, как другие готовятся, наверное, — тонко, хитро. Взять его, тайник. И только я, козел, влетел в него с размаху, на четвертой передаче. А это ведь шкатулочка Пандоры. И кто ее возьмет, за тем охота и начнется.
Ну, первая проблема, может, и решится, подумал Турецкий, доставая из кармана три капроновых свертка — два размером со спичечный коробок, а третий — с сигаретную пачку. На глазах два маленьких свертка превратились в объемные сумки, а третий — во вместительный рюкзак килограммов на пятьдесят…
Вторую проблему тоже как-нибудь решим… — размышлял он, пакуя «собрание сочинений» в рюкзак и сумки. — Но третья, третья…
Ага! — осенило его вдруг. Что здесь придумывать? Все ж очень просто! Как говорил в свою бытность Меркулов: не надо, не пыли, лишних гипотез не измышляй! Рой на чем стоишь! Вот главный принцип: на чем стоишь — прям тут и рой!
Кончив упаковываться, Турецкий поставил набитые сумки у выхода и, надев рюкзак с книгами на спину, вернулся в кабинет. Там он достал из кармана зажигалку, щелкнул и поднес желто-голубой язычок пламени ко шторам на окнах… Огонек радостно ухватился за сделанное предложение погулять и, словно обрадовавшись воле, свободе, весело побежал по шторам к потолку.
Подойдя к сторожке, Турецкий оглянулся: ни пламени, ни дыма над занимающейся дачей Невельского не было еще видно.
— О, я гляжу, вы Лениным разжились, — заметил входящему Турецкому сторож. — У меня-то в молодости обыск, бывало, полдня, а то и поболее занимал. А вы вот быстро обернулись.
— Да, Егор Петрович. Все успел, что хотел. И даже дачу поджег.
— Хе-хе-хе, — оценил Егор Петрович. — Все-то у вас в — шутку, у молодых. Даже на службе. У нас-то, помнится, пошутишь, как же!
— Да и у нас также, Егор Петрович. Я вам инструкцию ценную дать хочу на прощание. Вообще-то по нашим, по волчьим, законам нам бы вас сейчас пришить полагалось бы. Ну, чтобы концы в воду. Вы понимаете?
Егор Петрович, взглянув Турецкому в глаза, внезапно побледнел.
Краем глаза Турецкий заметил, как челюсть Сергея отвисла.
— Но я этого делать не намерен, вы успокойтесь. Я даже не отниму у вас ваше табельное оружие: мне оно ни к чему. У меты —. вот есть свое. И вы, со своей стороны, не станете стрелять нам вслед, тревогу поднимать. И я вам объясню, почему вы этого не сделаете. Потому что даже если вы убьете нас обоих и вызовете помощь, то, увидев, что вы находились с глазу на глаз с этим собранием Владимира Ильича, вас тоже в течение суток прихлопнут: знаете из-за чего? Чтоб не ломать себе голову: читал этого Ленина сторож Егор Петрович Портнягин или не читал? Так ведь не установишь: думай, доверяй там, ну, или подозревай. Словом, есть человек — есть проблема, нет человека — нет проблемы.