Частное расследование
Шрифт:
— Понятно, — просипел сторож.
— Так что стрелять нам в спину не стоит. А выстрели-те — и вам через сутки влепят в затылок, свои же. Не стоит стрелять, но и правду говорить не стоит, так как вас за правду упекут безусловно. Вы на посту оказались один, без напарника, и скрыли сей факт от начальства. Серьезное должностное нарушение, повлекшее тяжкие последствия. В лучшем случае вас вышвырнут отсюда, но я-то, информированный господин, я думаю, что вам все нервы измотают и посадят непременно. Ведь вы пустили нас копаться без письменного приказа, без санкции на обыск, без представителя от конторы. Просто так вошли мы, верно ведь? Как говорят, на «голубом глазу». А дело-то, которым мы занимаемся, как раз у самого под непосредственным контролем… Так, значит, вас не просто выгонят взашей, а «а-та-та» дадут по жопе: обязательно. Накажут. Понятно все я излагаю?
Егор Петрович молча, напряженно вглядывался в лицо Турецкого, несмотря на свой преклонный возраст, он прекрасно понял, в историю какого сорта он вляпался в это прекрасное снежное утро. «А ведь буквально час еще назад все было хорошо… — проскользнула у него в голове тоскливая мысль. — Снег перестал идти, и солнышко сквозь дымку. И вдруг такое, мать их…»
— Я продолжаю, — вернул к себе его внимание Турецкий. — Нам ни к чему, чтоб вас наказывали. Вас накажут, а за нами начнут охотиться и, вероятнее всего, выловят. И нас-то накажут куда строже, чем вас. Нас просто убьют, попытав, разумеется, для начала. Нам тоже не сладко, Егор Петрович, поверьте. Не от хорошей жизни мы все так. Так вот, закругляюсь. У нас у всех есть только один спасительный выход. И вот послушайте какой: сюда приезжали сегодня не мы, а самолично товарищ майор Невельский, понятно? Сам Альберт Петрович. Его вы знаете в лицо, ну и пустили, — что ж такого тут? А он уехал, видимо, оставил что-то там, не затушил — дача-то и загорелась.
— Невельский погиб, — прохрипел сторож.
— Так и что ж с того? — развел руками Турецкий. — Так и я ведь, однако, погиб в этой жизни раз пять уж, не менее… Бывает. Вы лучше послушайте, что я вам говорю: Невельский сюда приезжал, только что. Валите на него, на мертвого, ну как на мертвого. То есть совсем как на живого. Поверьте — это произведет впечатление. И на Кассарина, и на кого там еще, кто вас за жабры возьмет. Я знаю, что я говорю. Один у нас вариант — у всех. Все остальное — это не годится.
— С чего я должен быть уверен, что вы добра мне желаете?
— Во-первых, ни с чего, а во-вторых, и не желаю. Я нам, себе добра желаю. А так случилось вот, что мы с вами в одной тележке оказались: вам будет хорошо — мне будет хорошо. Только и всего. Да ведь и просто так, с чего нам гадить людям-то? Жизнь коротка. Прекрасна. Удивительна. Не так ли?
— Горит, — негромко сказал Сережа, указывая в сторону дачи Невельского.
— Пожарных вызовете, как только убедитесь, что потушить они уже не смогут ничего!
— Да это щас их можно вызвать! Уже. Приедут к головешкам.
— Ну хорошо. Не будем отвлекать, звоните, а мы пока пошли.
— Я думал, он в спину нам влепит, — вполголоса заметил Сергей, когда они уже выехали на Ярославку и понеслись к Москве.
— Да нет, — безмятежно зевнул Турецкий. — Дед понял все, как надо. Все будет хорошо, Сережа.
Турецкий был доволен: столько раз за последние месяцы мертвецы, выходцы с того света, портили ему жизнь, ну без счета! Пусть-ка теперь «смежники» на эту же тему подумают. Им это на пользу. И, безусловно, некоторое время это у них займет.
— А я тем временем успею припасть к «источнику», — Турецкий погладил томики В. И. Ленина, лежащие под рукой.
17
В ночь на 3 ноября 1992 года Иванников осознал, что развязка близка.
В ту ночь он писал Невельскому:
«Настоящим докладываю вам, что сегодня, 2 ноября 1992 г., в рамках проведения третьего этапа операции «Полоса отчуждения» нами была предпринята попытка санации А. Б. Турецкого, М. А. Грамовой и А. А. Грамовой силами приданной мне группы в составе восьми человек (по состоянию на утро 2 ноября).
По разработанному нами плану финальный этап операции должен был состоять в организации засады по пути объектов, возвращающихся с набережной в гостиницу неизменно одним и тем же путем, проходящим через чрезвычайно пустынный район возле дендрария.
Учитывая высокую профессиональность задействованной группы, предполагалось, что тридцати выстрелов, произведенных одновременно с четырех азимутов и с дистанций, не превышающих 10–12 метров, в течение 20–25 секунд, окажется вполне достаточно для надежной санации вышеперечисленных объектов.
Сценарий финального этапа был нами тщательно расписан по ролям и отработан по возможным внештатным вариантам. Мы дважды прорепетировали финальный этап в натуре (расстановка, сигнал к началу, хронометраж обстрела и отхода) — 31 октября рано утром, а также вчера, 1 ноября, — ночью, в полной темноте.
Однако при попытке реализации его сегодня, в 00.23, мы столкнулись с совершенно непредвиденным обстоятельством, которое состояло в том, что вся группа, словно забыв начисто план, подготовку, репетицию, начала слаженно работать по совершенно иному сценарию, который можно назвать «попыткой ограбления», или «покушением на изнасилование», или просто имитацией хулиганского приставания. А. Б. Турецким было оказано нашим сотрудникам эффективное и грамотное противодействие с применением огнестрельного оружия.
В результате скоротечной схватки или, точнее сказать, боя мы имеем в настоящий момент шесть холодных мест в морге местного военного госпиталя и два места в следственном изоляторе РУВД.
В то же время объекты, подлежащие санации, находятся в данный момент в гостинице в состоянии стресса, но в целости и невредимости. В результате прослушивания разговоров в люксе я узнал, что речь шла о необходимости срочного отъезда с побережья в глубинку, возможно в Армению, в г. Сиртак. Так как предложение сделал А. Б. Турецкий (профессионал, как мы знаем), следует думать, что инцидент, произошедший ночью у стен дендрария, видимо, весьма его насторожил. Предполагая Вашу реакцию на данное сообщение, я самым решительным образом заявляю Вам, что я абсолютно не согласен с любой попыткой возложить на меня хотя бы малую толику вины за случившееся. Пусть отвечают те, кто вместо профессиональной группы придал для выполнения столь ответственного задания абсолютно неорганизованных людей. Осознавая все возможные последствия, я заявляю решительно, что не пошевелю и пальцем с целью вытащить уцелевших мл. лейтенанта Голубя М. И. и лейтенанта Мирзоева Э. Я. из кутузки, пусть их вытаскивает оттуда тот козел, который их сформировал нам всем на шею. Более того, я беру на себя полную ответственность за доведение финального этапа до успешного конца — в одиночку — в течение ближайших же 48 часов, — здесь, на месте, или в Сиртаке, в Армении, если решение «лечь на дно» будет приведено объектами в исполнение.
Буду сообщать Вам о своих действиях каждые 24–36 часов.
Мой низкий поклон Алине Альбертовне».
Невельский — Кассарину
Настоящим докладываю Вам текущую обстановку в рамках проведения финального этапа операции «Полоса отчуждения» на сегодня, 13 ноября 1990 Г.
Сегодня рейсом СУ-0231 в Москву из Еревана вернулся А. Б. Турецкий, покинувший район бывш. г. Сиртак только через десять дней после имевшего там место землетрясения. Все время, прошедшее с момента гибели М. А. Грамовой и А. А. Грамовой в результате взрыва склада ГСМ, А. Б. Турецкий находился в Сиртаке и руководил стихийно организованной спасательной группой вплоть до окончания работ по извлечению оставшихся в живых из-под завалов (с 10 ноября 14.45 в бывш. г. Сиртак живых уже не извлекали).