Чехословацкая повесть. 70-е — 80-е годы
Шрифт:
3 декабря 1949 г. — в смонтированном цехе Льноводческого завода впервые пришли в движение современные машины марки «Гацоба» и «Герой». На сорока машинах работали восемьдесят девушек. Но освоенные работницами машины вскоре были куда-то вывезены, и их место заняли другие — устаревшие и где-то уже отбракованные: узкий ткацкий станок «Rochers», ткацкий станок «Tanwald» и «Bauch» — широкий ткацкий станок для парусины.
В 1951 году завод становится самостоятельным предприятием по производству льняного полотна. Трудности с рабочей силой: девушки без уважительных причин перестают ходить на работу. В пору праздников, а также срочных домашних или полевых работ количество прогулов неуклонно растет. Административные работники и представители различных организаций отправляются по деревням и агитируют девушек заступить в смену, поодиночке привозят их на директорской машине.
В 1953 году состав рабочих стабилизировался. Однако огромные производственные помещения использовались лишь на 25%.
Вплоть до 1955 года производство идет по восходящей линии. В 1956 году вес завода снижается, у него возникают противоположные по сравнению с минувшими годами трудности: как поступить с избытком рабочей силы? В округе тысяча людей лишена возможности устроиться на работу. Льняное полотно перестает пользоваться большим спросом — наступает эра шелка и силона. Нижненский завод, изготовляющий мешковину, увольняет людей, и Министерство легкой промышленности готово его ликвидировать. Завод посещают десятки комиссий от различных отраслей промышленности, дабы решить, под какой вид производства могут быть использованы данные помещения. Заинтересовывается ими Министерство химической промышленности. По Оравщине ползет слух, что на заводе предполагается производство презервативов, и в Прагу направляется депутация со священником во главе, чтобы выразить протест от имени оравских матерей. Другая комиссия рассматривает возможности переоборудования завода в автомобильный — решение было бы положительным, окажись крыша выше на 60 см. Но увы, такой она не оказалась.
10 сентября 1956 года решение было наконец принято: в этот день на общезаводском собрании представители Министерства легкой промышленности сообщили коллективу, что завод переключается на производство телевизионных приемников.
В конце октября 1956 года в Нижнюю приезжает первый работник Теслы — заведующий капитальным строительством Кайкл. Приступают к переоборудованию завода.
В начале 1957 года на завод приходит новое руководство, приезжает целый ряд специалистов чешских предприятий «Тесла». В цехах старое производство пока еще сосуществует с растущим новым.
В мае 1957 года завод приступает к опытному производству радиоприемника «Талисман».
В августе 1958 года «Тесла Орава» параллельно с пражским заводом «Тесла Страшнице» начинает выпускать телеприемник «Манес».
До конца 1958 года было выпущено 500 телевизоров. Разрабатывается проект, предусматривающий в ближайшее время постепенное расширение производства — с 100 000 до 160 000 телевизоров ежегодно; согласно заключению министерства, число увеличивается до 200 000 в год. Производство текстиля полностью прекращается.
В 1959 году было произведено 55 000 телевизоров марки «Манес», в том числе 5000 образцов его варианта «Девин». Ведется подготовительная работа по выпуску телеприемника «Ораван». План выпуска 1960 года предполагает производство 110 000 телевизоров.
И наконец, имеет место событие, которое следует причислить к особо выдающимся.
В начале 1960 года на завод приходят работать два удивительных молодых человека: Рене и Ван Стипхоут.
Работа над заводской летописью захватывает Рене куда больше, чем он сам мог предположить.
И, встречаясь с Евой — ибо они уже стали встречаться, — он не упускает возможности выказать свое трудовое горение — пусть будущая студентка журфака убедится, что он, Рене, наилучший для нее образец.
— Любопытнейшую же вещь я обнаружил! — однажды, например, говорит он, пожимая ей ручку. — В старой «Технической газете»! Некий Александр Кацир пишет там (сообщение Рене помнит уже назубок): «Начавшуюся пробную телепередачу мы попытались поймать и у нас, на Ораве. Высокие отроги Оравской Магуры, создающие заслон в направлении Остравы, не оставляли нам особых надежд. Первые опыты, проводимые с телевизором «Ленинград Т-11» 29 мая 1956 года — к этому времени уже был сдан в эксплуатацию передающий канал ТВ телецентра в Остраве, — позволили нам в селе Медведзие Трстенского района впервые в истории Оравы в 17.45 зафиксировать остравскую телепередачу». И представь себе, какое потрясающее совпадение! Я обнаружил, что в тот же год, возможно даже в тот же самый день, Министерство легкой промышленности приняло решение начать производство телевизоров в Нижней! Будто этот любитель, этот Кацир, поймал это решение прямо из воздуха!
— Да ведь и я там была, — говорит очарованная девушка. — Мне было тринадцать лет, когда Кацир создал этот аппарат и созвал к себе в сад все Медведзие и Тврдошин. На экране что-то мелькало, но что — не разобрать было…
— Так, значит, и ты там была? — Рене приходит в восторг, его ничуть не смущает, что девушка ничего и не разглядела тогда. — Еще одна потрясающая случайность! А самая потрясающая, что и я сейчас здесь!
Разумеется, они целуются.
Поскольку нынче суббота, у Ван Стипхоута в гостях крановщица.
Возвратившись со столь удачливой прогулки, Рене застает в гостиной Эдиту и Ван Стипхоута. Эдита сидит, как обычно, на кровати и читает неизменный номер «Световой литературы» — другого у них не имеется, — и Рене трудно по ее лицу отгадать, довольна она или расстроена. Ван Стипхоут сидит за столом и пишет. Прозаик умудряется писать в любой обстановке. Пишет он и в конторе, когда напротив восседает товарищ Ферьянец. Пишет и в присутствии такого дорогого гостя, как сегодняшний. Сперва Рене кажется, что Ван Стипхоут лишь делает вид, что пишет, но потом убеждается, что прозаик действительно пишет; причем именно тогда, когда кто-то восторженно наблюдает за ним, он пишет особенно выразительно. Смотри-ка, он ухитряется еще и завораживать своим писанием! Чаще всего он сочиняет очередной рассказ. Затем отсылает его куда-то, а некоторое время спустя узнает, что рассказ напечатан не будет. Ван Стипхоут, однако, не унывает — он тотчас берется за следующий. Но сейчас Ван Стипхоут пишет не рассказ — он пишет хронику. Или нет? Рене, заглянув через плечо Ван Стипхоута, видит, что пишет он по-французски.
— Ты что пишешь, царь?
— Ну разумеется, хронику, царь!
— По-французски?
— Ну и что? Я же европеец! Пишу старую французскую хронику! Погляди, какие жемчужины я откопал в секретариате в книге отзывов! Вот и нанизываю!
И Ван Стипхоут начинает читать — сперва по-французски, затем по-словацки. Рене уже догадывается, с какой целью Ван Стипхоут торчал вчера в монтажной у товарища Водички, владеющего, как известно, французским, но пока воздерживается от придирок.
Ван Стипхоут: — «О золотая книга, ты действительно золото на этом знаменитом заводе! Ты поистине его телевидение! Телевидение народа, строящего социализм. Ты чувствуешь, как весь туристический мир тобой восторгается. Ты уже творишь свое великое дело. А вы, руководители завода, что вы о нем думаете? Не высочайшее ли это достижение страны? Не собираетесь ли вы однажды пожаловать и к нам, чтобы разбудить спящую бельгийскую массу? Вы творцы телевидения, так сделайте же решительный шаг во имя улучшения жизни конголезской земли — пусть и она станет такой же, как ваша! Неужели вы, социалисты, не знаете, что вся Африка стала на путь социализма, хотя и не такого, как у вас? Приносим свою сердечную благодарность труженикам завода, вызывающего восхищение. Надеемся, что его техники приедут к нам в ближайшем будущем. И еще раз повторяем, что Чехословакия играет огромную роль в деле развития свободных стран Африки. Да здравствует Чехословацкая Республика! Да здравствуют трудящиеся «Теслы Орава»! Penele Michel! Tribune Henri! Делегация U.G.T.A.N.[29] Конго!»
— Потрясающе! Надеюсь, ты все это включишь в свою хронику! — восклицает Рене.
— Ни одной фразы! — восклицает Ван Стипхоут. — Овладею — помещу в свой роман! Но, прошу прощения, перевод с листа утомил меня! Вздремнуть бы неплохо! Вздремнуть, набраться!
И утомленный европеец ложится и засыпает. И даже сном своим ухитряется завораживать!
Но вот настает день и час приема у директора. Ван Стипхоут и Рене с достоинством проходят секретариат, как и все те, кто просто проходит его, не заикаясь ни о сливовице, ни о кофе, и лишь Ван Стипхоут небрежно бросает доктору Сикоре и товарищу Пухлой: