Чекистские были
Шрифт:
В воскресенье, во второй половине дня, в Чакву опять приехал тот же блондин. Выйдя из первого вагона, он направился По дороге к северной окраине Чаквы, достиг кукурузного поля Болквадзе и, убедившись, что за ним никто не наблюдает, быстро свернул на тропинку и скрылся в густых зарослях кукурузы. Тем же поездом в последнем вагоне в Чакву приехала молодая женщина. Она тоже направилась по дороге в сторону кукурузного поля. Несмотря на теплую погоду, на ней было осеннее пальто, в руках она несла большой шерстяной платок. Ежеминутно оборачиваясь, свернула на тропинку и скрылась в кукурузных зарослях. До наступления темноты комсомольцы-общественники из группы содействия погранохране не заметили, чтобы кто-либо из троих вышел оттуда.
О прибытии в Чакву двух неизвестных лиц нам сообщил по телефону оперативный уполномоченный транспортного отдела ГПУ. Полученные сведения позволяли сделать вывод, что ночью Султан Болквадзе попытается куда-то везти на лодке эту молодую женщину. Недаром же он готовил свою лодку и к нему дважды приезжал пока неизвестный нам блондин. Мы уже не сомневались, что молодая женщина была именно той, которую до сих пор безуспешно мы пытались найти в Батуми. Нужно было действовать, и действовать быстро, не теряя времени.
Я позвонил Осипову домой и попросил немедленно прийти в ГПУ. Вскоре он появился.
— Ну что там у вас?
Мы подробно доложили сведения, полученные в последние часы, и свои выводы о возможности попытки организовать переброску женщины уже этой ночью.
Выслушав нас, Осипов позвонил на квартиру председателя ГПУ и попросил разрешения немедленно приехать для доклада.
— Ждите меня здесь, — сказал он.
Вскоре он вернулся и сообщил, что председатель согласен с нашими выводами и, как старый оперативный начальник в Батуми, отдал распоряжение морскому пограничному отряду выйти в море для пресечения возможного нарушения государственной границы. Напутствуя нас, Осипов серьезно сказал:
— Смотрите, упустите, крепко достанется вам…
В девять часов вечера мы со Щекотихиным явились на пристань морского пограничного отряда. Ночь обещала быть темной, без звезд. Шел обычный для Батуми нудный, мелкий дождик. Командир катера, добродушный латыш Лукст, встретил нас по-дружески. На его красноватом обветренном лице играла отеческая улыбка.
— Если Болквадзе выйдет в море, — сказал он, — мы его обязательно обнаружим. Так что не беспокойтесь.
Через час катер отошел от берега. Для уменьшения шума выхлоп двигателя был переключен под воду.
Первое время мы еще оставались на палубе, но волны все больше вкатывались на нее, когда катер клевал носом, и брызги обдавали нас с ног до головы. В рулевой рубке было тесно, и мы только мешали рулевому и Луксту. Вскоре Валентин Щекотихин, скрывая подступавшую тошноту, сказал, что пойдет в кубрик. Я тоже спустился за ним, и мы растянулись на узких матросских койках.
Незаметно оба уснули.
Часа в два ночи Лукст разбудил нас:
— Впереди шаланда Болквадзе. Сейчас мы ее нагоним!
Мы выскочили на палубу. Сколько я ни всматривался в темноту, ничего заметить не мог. Неожиданно лодка оказалась рядом с катером. Лукст включил прожектор и в рупор приказал Болквадзе опустить парус.
В ярком световом луче я заметил на корме только одного Болквадзе, второго человека в лодке не было видно.
Болквадзе оставил румпель, подскочил к мачте, чтобы освободить шкот. Косой парус тяжело упал в лодку. Закрепив ее к борту катера, мы приступили к осмотру, предварительно пересадив Болквадзе на катер.
На носу лодки, как обычно, имелся небольшой запалубленный кубрик, в котором хранят запасные паруса и канаты. Из него мы извлекли насмерть перепуганную молодую женщину. По-видимому, она сильно укачалась и не могла стоять на ногах. Мы перенесли её на катер, оставили на койке в кубрике под присмотром одного из матросов.
Захваченную лодку Лукст приказал взять на буксир, и на малом ходу мы направились обратно в Батуми.
Через четыре часа катер благополучно вошел в порт.
С пирса я позвонил Осипову и доложил о результатах морской экспедиции.
— Поздравляю, — своим обычным тоном произнес он. — Можете отдыхать, отоспаться.
— Мы хотим сразу же приступить к допросу, — сказал я.
— Не спешите с этим. Отдохните, придите в себя и дайте прийти в себя арестованным. Понятно?
В полдень мы с Щекотихиным вызвали женщину на первый допрос. Она все еще была сильно подавлена ночным происшествием, плакала и зябко куталась в большой серый платок, хотя в комнате было тепло. Мы предложили ей стакан чаю и бутерброд и настояли на том, чтобы она съела этот скромный завтрак.
Звали ее Ксения. Ей было двадцать пять лет. Из имевшихся у нее документов нам стало известно, что она окончила курсы медицинских сестер и работала в одной из харьковских поликлиник. В ее небольшой дамской сумочке, единственной вещи, обнаруженной при ней, находились 500 американских долларов, советский паспорт и несколько золотых вещей: кольца, брошки и часики с цепочкой.
На допросе Ксения ничего не скрывала. Ее отец, умерший в 1918 году в Петрограде, был членом правления русско-азиатского банка, одного из крупнейших в России. Семье он оставил значительное состояние в золоте и иностранной валюте. После его смерти мать Ксенин намеревалась уехать с нею за границу, в США, где жил старший брат покойного отца. Однако на нелегальное бегство за границу с пятнадцатилетней дочерью и значительными ценностями мать Ксении не решилась и, чтобы не привлекать к себе внимание властей, в 1920 году переехала с дочерью в Харьков в надежде на лучшие времена. Там Ксения вышла замуж, но брак оказался неудачным, и через год она развелась с мужем, оставив себе его фамилию.
Зимой 1928 года умерла ее мать. Единственной родственницей у Ксении оставалась тетка, сестра отца, Анастасия Усова, вдова офицера царской и белой армий, проживавшая в Батуми. Спустя месяц после смерти матери Ксения по приглашению тетки приезжала в Батуми. Усова рассказала ей о том, что поддерживает связь с братом, проживающим в США. Эта связь, по словам тетки, осуществлялась ею через моряков иностранных танкеров, приходивших в Батуми.
Анастасия Усова уговорила Ксению, чувствовавшую себя после смерти матери очень одинокой и подавленной, уехать к дяде в США. Она уверила ее, что в Батуми у нее имеется надежный человек, друг покойного мужа, который может организовать ее нелегальную переброску в Турцию, так как на получение официального разрешения властей на выезд за границу надежд не было.