Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона
Шрифт:
Дом был развалюхой, а прожили мы в нем добрых три-четыре года. В полуквартале по Сан-Бенито начиналась спортивная площадка школы имени Эмерсона, в которой я научился читать и писать. Целый мир. Целая эпоха. В них горечь, ярость, смерть, величие, великолепие, в них люди, говорящие между собой на непонятном языке, и эти люди — мы. Мы жили и умирали, всему этому давно пришел конец, и при желании можно посчитать, что ничего этого и не было. Только у меня нет такого желания.
Победитель
Старику Д. Д. Дейвису, директору школы имени Эмерсона, пришла в голову грандиозная мысль пригласить в школу мэра Туми. поскольку это было самое
Настал день конкурса, свое приглашение мэру Туми я написал за десять минут — вместо отпущенного часа — и сдал. Мисс Клиффорд была встревожена столь легкомысленным отношением к конкурсу и велела мне сидеть спокойно и не мешать более серьезным конкурентам. Я сел на место и стал обдумывать всякие смешные способы умерщвления мисс Клиффорд, но и это оказалось скучным занятием, и время тянулось бесконечно. Наконец сданы все сочинения, разные умники в последнюю минуту уточняют у мисс Клиффорд исторические и нравственные положения, затронутые в их работе. Ей приятно их старание, она чувствует себя настоящей учительницей, хотя на самом деле она прирожденная тупица и зануда.
Все пригласительные письма повергались на суд самого Д. Д. Дейвиса. Сочинения не были анонимными: сверху каждого листа стояла фамилия ученика.
На следующий день мистер Дейвис явился в класс… Это был высокий худой мужчина, уроженец Среднего Запада — из Огайо, Айовы или Канзаса, — и внешность у него быта подходящая. Он был вечно обсыпан сенной трухой и явно занимался не своим делом: его призванием была ферма. И точно, когда он оставил, так сказать, ниву просвещения, он купил маленький виноградник, где и осел с семьей из восьмерых, если не девятерых мальчиков и девочек.
Он меня знал давно. Несправедливо обвиняемый в нарушении дисциплины, я быт частым гостем в его кабинете, и он либо томил меня ожиданием, либо порол, либо то и другое вместе. Иногда порка была болезненной, иногда нет. Два-три раза он заставит меня плакать, но не от боли, к которой человек, в общем-то, привыкает, а от тоски, что в этой жалкой школе мне определили играть какую-то идиотскую роль. По существу, от меня требовали, чтобы я не был самим собой, а я так не мог. Надолго, во всяком случае, меня не хватало.
Мисс Клиффорд и весь класс ждали, когда мистер Дейвис откашляется и начнет говорить. Перед важным заявлением он откашливался дважды. В тот раз он откашлялся трижды.
Это может показаться странным, но в ту самую минуту, когда он вошел в класс, я уже знал, что победителем конкурса объявят меня. Конечно, это было приятно, потому что это о чем-то свидетельствовало, хотя о чем именно — я не знал. Я написал очень простое и непосредственное письмо, написал хорошим почерком, может, самым разборчивым во всей школе, без подчисток и без ошибок, потому что в те дни я пользовался словами, в которых был уверен, и этого правила придерживаюсь до сих пор: слова, в которых вы уверены, вас никогда не подведут. С их помощью вы выскажете все, что вам нужно высказать. Нас восхищает колоссальный словарь Шекспира, но не забудем, что в современной ему Англии были люди, способные уразуметь столь богатый язык, и таких людей не было во Фресно, это я знал точно.
Мистер Дейвис объявил имя победителя, прошел по проходу к моей парте, вернул мне письмо, попросил встать и зачитать его вслух, что я и сделал.
Потом он забрал у меня письмо и сказал:
— Будем надеяться, что, когда завтра утром мэр Туми получит это письмо, он примет приглашение, посетит нас и скажет несколько слов.
Так оно и случилось.
У нас в школе не было актового зала, и поэтому в торжественных случаях мы собирались перед широким лестничным маршем второго здания школы. После недолгого ожидания мэр Туми в сопровождении мистера Дейвиса и еще троих-четверых учителей появился в дверях, спустился на несколько ступенек, и мистер Дейвис отрекомендовал его так, словно это был Патрик Генри, Пол Ривер [5] или сам папа римский, чем заметно озадачил и смутил мэра, который в свою очередь заговорил нормальным человеческим голосом:
5
Герой Войны за независимость (1775–1783) в Северной Америке.
— Я вырос в бедной семье, как большинство учеников вашей школы.
И в том же тоне он проговорил еще, может, минут шесть — спокойно, без нажима и искренне. А все другие, кого так же красноречиво представлял на этой лестнице мистер Дейвис, — те непременно начинали ораторствовать, и слушать их было невмоготу.
Проигравший
В честь посещения мэра на спортивной площадке устроили дополнительную перемену, и в тот же день мисс Клиффорд снова отправила меня к директору.
— Так, ну что на этот раз? — спросил Д. Д. Дейвис.
Да то же, что всегда. Мисс Клиффорд меня на дух не выносила, и в этом было все дело. Она хотела, чтобы я немного больше соответствовал ее представлению о том, каким должен быть примерный ученик, а таким учеником я просто не мог быть.
— Нагрубил, наверное. Как всегда.
— Что же прикажешь с тобой делать?
— Выпороть, наверное.
— Да ведь это бесполезно.
Действительно. бесполезно.
Когда Д. Д. Дейвис наказал меня впервые, я буквально рвал и метал и целую неделю вынашивал планы, как его убить. В другой раз я просто ненавидел его за то, что он такой глупый и не может посмотреть на вещи шире.
А в третий раз я уже рассуждал так: «Ладно, давайте скорее покончим с этим вздором».
И он, видимо, это почувствовал, потому что в тот раз заставил-таки меня расплакаться. Обычно я считал удары: «Раз, готово. Два, готово. Три, терпимо. Четыре, уже немного больно. Пять, больно. Шесть, очень больно, но черт с ним, потерпим. Семь, уже слишком больно, но осталось всего три. Уже восемь.
Девять. Конец — десять».
И обратно в класс, предварительно напившись из фонтанчика в холле. Я всегда пил много воды. Вода у меня стоит на первом месте, а когда какие-нибудь неприятности — я пью ее без конца.