Человек без собаки
Шрифт:
Он похолодел. Затянулся в последний раз и выкинул недокуренную сигарету. А если это так и есть? А если он не сможет, не решится спустить курок, когда перед ним будет стоять Якоб Вильниус? Сработает один из этих тормозов. Или просто не хватит мужества… Ему стало очень страшно, даже в глазах потемнело. Но как раз в эту секунду он услышал голос Хенрика:
— Сбавь обороты, Кристофер. Ты сделаешь все как надо. Не забывай — я с тобой.
И этого оказалось достаточно: тревогу как ветром сдуло. Речь идет о Хенрике, не забывай, речь идет о Хенрике, и, если я не буду забывать об этом ни на минуту, все пройдет как надо.
Хенрик,
Он как раз подошел к «Риголетто». Сеанс начнется через пятнадцать минут.
Кристофер толкнул толстую застекленную дверь и вошел в вестибюль.
Инспектор Барбаротти никак не мог справиться с раздражением.
Больше часа он провалялся на гостиничной кровати, уставясь в потолок. Вот так оно и бывает, подумал он. Это как раз она и есть, детективная дилемма.
61
«Братья Львиное сердце» — роман Астрид Линдгрен
Он вспомнил эту задачу. У него не было никаких сомнений, что название она получила по ту сторону океана. Кто-то из крутых шестидесятников. Он не так много читал детективов, но кое-что все же читал. Хэммета и Чандлера, к примеру. Кое-что из Крумли.
Два факта.
Во-первых, кто-то располагает информацией, и эта информация и есть ключ к загадке.
Во-вторых, этой ключевой информацией невозможно воспользоваться.
Первое и второе условия задачи несовместимы. Это и есть детективная дилемма.
Хотя «информация», наверное, чересчур сильно сказано… Нет, наверное, это другая задача. Не совсем «детективная дилемма». Потому что, если бы он был совершенно уверен, что Кристина Германссон темнит, он бы нашел способ выцарапать из нее все, что она знает.
Была бы у него интуиция получше…
Но что-то с ней происходит, сомнений нет. Что-то с Кристиной Германссон происходит. Она не вела бы себя так странно, если бы совесть у нее была чиста. Она отнеслась к нему… как к противнику, весь разговор был похож на состязание: кто кого? И как раз этот факт, по его мнению, имел решающее значение. С чего бы ей так нервничать? Она не только не хотела ему помочь, она активно сопротивлялась. А ведь он сказал ей, что в деле исчезновения Хенрика Грундта есть новый след… Было бы куда естественней, если бы она… почему она не хочет, чтобы они нашли в конце концов убийцу ее племянника? Почему она сопротивлялась? Почему?
Минуточку, минуточку… а может быть, стоит поискать в себе? Может, это он допустил какую-то ошибку? Может быть, он пошел в атаку чересчур напролом, в лоб? Он сказал «семейный след»… не поняла ли она, что он таким образом подозревает семью Лейфа и Эббы, и автоматически приняла этот выпад на свой счет? И на счет своего мужа? А как бы повел себя он сам на ее месте? Она, конечно, ощетинилась, но, может быть, это естественно — уж слишком грубо он действовал.
Конечно, грубо — он фактически высказал подозрение, что ее муж Якоб Вильниус каким-то образом причастен к исчезновению Хенрика Грундта. И она совершенно правильно назвала его намеки инсинуациями. А как это еще можно назвать?
И все же, все же… в глубине души он был уверен,
Черт меня возьми, подумал Гуннар Барбаротти и встал с кровати. Если я и сам не умею определить, какие у меня мотивы и побуждения, какое я имею право даже пытаться определить их у других?
И какие у Якоба Вильниуса вообще могли быть причины, чтобы разделаться с племянником? Он его толком и не знал.
Где-то здесь скрывается решающий пункт.
Барбаротти надел пальто и вышел из номера. Был уже восьмой час. Прогулка по слякотному Стокгольму и ужин в ресторане, желательно полупустом, — именно то, что нужно, чтобы прочистить мозги. По крайней мере, избавиться от навязчивой картинки — ему почему-то все время виделось, как он представляет этот случай прокурору Клампенбергу.
— И какие обвинения вы можете предъявить этому Вильниусу?
— Гсподин прокурор! Бывшая жена Вильниуса говорит, что он несимпатичный.
Ну уж нет, решил про себя Гуннар Барбаротти и сунул руки в карманы. Такое обвинительное заключение вряд ли кто одобрит.
Есть почему-то не хотелось, и он решил погулять с полчаса по городу. Прошел мимо «Оленса», вышел на площадь Сергеля и свернул на Свеавеген. Взгляд его упал на афишу «Подозрительные лица». Кинотеатр «Риголетто». Гуннар посмотрел на часы — сеанс начался четверть часа назад. Обидно — с удовольствием посмотрел бы еще раз. Хороший фильм.
Пожал плечами и пошел вниз к Стуреплану. Он немного замерз, а перчатки и шарф остались лежать в номере. Старый идиот, обругал он себя.
Хорошего настроения это ему не прибавило.
— Ты поздно, — сказала она. — Я думала…
— Еще бы не поздно. — Он повесил пальто. — Циммерман сказал, что перевод никуда не годится. Я так и не понимаю, за что мы платим этим горе-сценаристам. А закончить надо было сегодня… или как?
— Почему именно сегодня?
— Да потому что в воскресенье мы улетаем в Таиланд. Ты что, забыла? У меня нет никакого желания оставлять всю эту историю Торнлунду или Вассингу.
— Это я очень даже понимаю. Есть будешь сразу?
— Нет, сначала хороший стакан «Лафрога». И тебе предлагаю присоединиться.
— Якоб, я же на седьмом месяце…
— Знаю. Подумал, что тебе неплохо бы успокоить нервы.
— Какие еще нервы?
Он подошел к бару и достал бутылку:
— Какие нервы?.. А вот какие…
— Да?
— Успокоить нервы, быть поосторожнее и не болтать лишнего.
— Ничего не понимаю…
— Разве? А я думаю, понимаешь. Так вышло, что я сегодня проезжал «Роял Викинг». Циммерман там остановился — ему нужно было кое-что захватить из номера. Примерно в четверть третьего… как раз пока ты там беседовала со своей подругой… как ее зовут, ты сказала?
— Генриетта.
Вдруг она растерялась и забыла, какое имя назвала ему с утра. Генриетта или Жозефин? И та, и другая и в самом деле существовали… угадала или нет?
— Вот именно, Генриетта. И знаешь, что забавно? Угадай…
— По-прежнему не врубаюсь. О чем ты, Якоб?
Он налил полстакана виски, тщательно заткнул бутылку и отпил глоток:
— А забавно вот что… пока я сидел в машине и ждал Циммермана, из отеля вышел один наш знакомый… но ты, конечно, и здесь не врубаешься.