Человек без собаки
Шрифт:
Он пообещал поработать над планированием, пробормотал что-то еще и повесил трубку.
На работе я или не на работе?
Он подошел к окну и посмотрел на сияющий вокзал и железнодорожные пути чуть подальше.
Что ж, задумано было как работа, а получилось неизвестно что. А может быть, это его обычная вечерняя депрессия. Что он, собственно, ожидал от беседы с Кристиной Германссон? Что она сорвется, разрыдается и признается… в чем? Бог весть в чем…
Нет, вряд ли. Этого он не ожидал. Но, по правде говоря, его подозрения получили подтверждение, хотя и не в том виде, в каком предполагал. Вдруг нахлынула волна оптимизма, столь же внезапная,
А это значит, в Стокгольм он съездил не зря. Что-то не так с этим благородным семейством в идиллической вилле в Старом Эншеде. И оставить этот след просто так было бы непрофессионально.
Он сделал глоток из пластиковой бутылочки и тут же вылил остатки в раковину. Где они достают этот крысиный яд? И еще включат в счет эти шестьдесят пять крон!
А что же с Якобом Вильниусом? Может, взять быка за рога?
Он разделся и встал под душ. Сделал воду погорячее. Замысел был таков: буду стоять под душем, пока не приму решение.
Через двадцать минут он уже лежал под одеялом. Решение принято, хотя никакой уверенности в том, что оно правильное, у него не было. Неважно. Правильное или неправильное — но решение, и это уже хорошо. Настроение заметно улучшилось. Совсем не то, что было час назад, когда он бродил по зябкому, слякотному, насквозь продуваемому северным ветром Стокгольму.
Глава 42
Кристофер Грундт замерз.
Он посмотрел на мобильник — двадцать минут первого. Наконец-то. Он медленно прошел по Муссеронвеген мимо дома номер пять. Уже второй раз — четверть часа назад он прошел здесь в обратном направлении и по другой стороне улицы. Света в окнах не было, горел только маленький оранжевый фонарик над входной дверью. Та же картина, что и пятнадцать минут назад. Они спят; судя по всему, Кристина и Якоб давно легли и теперь наверняка спят. Он огляделся. И все их соседи тоже спят. Это не тот район, где принято устраивать шумные ночные пирушки. И у них в Сундсвале то же самое. Такая же скучища. После двенадцати будто все вымерли.
Пока он бродил по кладбищу, ему пришла в голову нелепая мысль — а вдруг он не найдет дом? Он же не знает номера, полагается только на зрительную память. Но дом он узнал сразу, как только свернул на Муссеронвеген. Темнота, холод, одиночество… чего только не придет в голову. Не хватает только застрелить постороннего мужика — вот это будет номер!
Ладно, проехали. Никаких сомнений нет. Тропинка к крыльцу — здесь они с Хенриком лениво перебрасывались мячом два с половиной года назад. Маленькая, засыпанная снегом беседка посреди газона. Веранда — они там пили кофе с булочками. Все совпадает. Здесь они и живут — тетя Кристина и ее муж, которого он собирается убить. Он прошел мимо дома. От этой мысли ему сразу стало жарко.
От мысли, что он собирается совершить убийство. Странно, но это, должно быть, закон природы — от некоторых мыслей кровь по жилам бежит быстрее. Когда думаешь о девушках, например. Или об убийстве.
Иначе он совсем бы замерз. Час назад ухватил в киоске перед самым закрытием хот-дог и чашку кофе. И все. Слава богу, он все время в движении, но так долго не продержаться.
И все равно было еще рано. Он решил обойти весь квартал еще раз, и если все будет спокойно, когда вернется, тогда пора.
О'кей, братишка?
О'кей, ответил Хенрик.
Без пяти час. Он не встретил ни единой души. Дом стоял такой же темный, как и полчаса назад. Он почему-то перестал мерзнуть. Наверное, от возбуждения, решил Кристофер.
Итак, пора. It's now or never [64] . Он посмотрел по сторонам и сквозь кусты туи протиснулся в сад. Остекленная дверь на веранду — он так решил заранее. Если в окно, надо потерять несколько секунд, чтобы перелезть через подоконник, а здесь разбил стекло — и в холле. А может, двери двустворчатые, тогда достаточно просто надавить плечом, как у них в Сундсвале.
64
It's now or never (англ.) — сейчас или никогда.
Кристофер, с трудом вытаскивая ноги, прошел несколько метров по полуметровому снегу — на улице снег убирали, где-то он просто растаял под ногами прохожих, а здесь лежит нетронутый и белоснежный… Он залез на веранду. Как и ожидал, двери оказались двустворчатыми. Веранда крытая, снега почти нет — отциклеванный дощатый пол. Стараясь шагать осторожно, он подошел к окну, но доски все равно несколько раз скрипнули. Ничего страшного, решил Кристофер и заглянул в окно. Сквозь стекло почти ничего не видно — большой темный холл, свет везде выключен. Ручек на дверях снаружи нет, значит, открываются внутрь.
Он постоял несколько секунд совершенно неподвижно, потом осторожно надавил плечом. Никакого результата. Он заглянул еще раз, прикрывая глаза с боков ладонями, — надо увидеть, где ручка замка. Обычная поворотная ручка, насколько он смог разглядеть. Кристофер нажал на дверь еще раз, посильней, и ему показалось, что она поддалась. Совсем чуть-чуть.
Нет, так не пойдет. Чтобы выдавить дверь, нужно налечь как следует. Шума не оберешься. У него в запасе была еще одна возможность. Разбить стекло рукояткой пистолета, легким одиночным ударом, и осторожно, по частям, вынуть стекло. Он не был уверен, что ему это удастся, хотя он видел такое в фильме. Там все прошло без сучка без задоринки. Главное, не допустить, чтобы большой кусок стекла свалился на пол.
А один короткий удар никто не заметит. На втором этаже, где спальня, скорее всего, вообще ничего не будет слышно. А даже если кто-то проснется — прислушается, решит, что кошка, повернется на другой бок и опять заснет. Но это значит, что несколько минут после удара надо выждать, чтобы была полная тишина.
Он достал пистолет из кармана. Досчитал до пяти и ударил. Послышался звон — очевидно, какие-то кусочки стекла все же полетели на пол. Кристофер присел на корточки у стены, чтобы его не было видно, и снял пистолет с предохранителя — если Якоб Вильниус выйдет на крыльцо, он тут же выстрелит.
Он прислушался. Тишина и темнота. Он подождал еще пару минут, поднялся и заглянул внутрь. Отверстие в стекле достаточно велико, чтобы просунуть руку, но в темноте он не разглядел, что рамы двойные, а это значит, ему придется ударить еще раз.
Как можно быть таким идиотом? — обругал он себя. Конечно, двустворчатые двери, но еще и двойные. В фильме, наверное, дело происходило в какой-нибудь стране потеплее.
В доме по-прежнему было тихо. Он потихоньку выбрал почти все наружное стекло, не уронив ни осколка. Пора. Он поднял пистолет, ударил — и в ту же секунду в доме зажегся свет.