Человек и другое. Книга странствий

Соловьёв Сергей

Старуха Симург

Маленькая железнодорожная станция в горах, на перевале. Пустынный перрон, внизу, в долине, текут облака. Один поезд в сутки, проходящий, стоит пару минут. И эта старуха каждое утро идет встречать его. Из неоткуда, в не зачем. Очки с телескопической диоптрией то и дело падают, она склоняется до земли, пытаясь поднять их, опираясь на палку, глядя на них почти слепыми глазами. А потом садится на асфальт перрона и водит у лица открытой вверх ладонью. Думают, нищенка, дают милостыню. Она кивает, улыбаясь. Кому, чему? Не людям, кажется.

Снилось, что я лечу, лечу… и эта вселенная, где лечу световые годы, – ее лицо. И там, в самом начале мира, лежит – я и слова не

подберу – не уязвимость, не открытость… Такая незащищенность, какая, должно быть, не знакома ни одной из форм жизни. Там начало. А иначе ничто на свете не могло лечь в его основу. Силы бы не хватило, крепости. А потом уже эта улыбка – облетающая, тополиная.

Индия, 2015-16

С Новым годом

У меня пока нет ни опыта слов, ни опыта джунглей сказать о происходившем со мной неделю назад на севере Индии, в заповеднике Раджаджи. Остается верить в невероятное: звери перестали видеть во мне человека. Сейчас я в 2000 км к югу в заповеднике Бор, в домике главного егеря края Сурии Кумара Трипати, то есть сыночка воскресного солнышка, который дал мне в департаменте ключ и секретную карту. А в джунгли вчера я ходил с егерем по имени Fate (Рок, Судьба). А завтра иду со школьным учителем-змееловом-орнитологом, поймавшим в деревне 3000 змей. Сейчас взошла луна, где-то рядом ходит тигрица, вскрикивают олени. На кухне под столом у меня ружье и запас еды на несколько дней. За домом присматривает немой Арун, исчезающий на ночь. С Новым годом!

Переход

То, что произошло сегодня, думаю, с живыми не случалось. Вероятно, и с мертвыми тоже. Я был между двух тигров – вплотную. Уцелел я, наверно, благодаря безумию – пойдя прямо на них, «в лоб». А вчера я видел единорога – или того, кого мнило под этим Средневековье. Вот так закончился год и начался.

Единорог

Сидел на дереве – низкорослом, с окошками в листве – посреди луга у озера. К закату вокруг меня было уже около сотни оленей – самбары, пятнистые и голубые нильгау – те, ради которых я готов сидеть все свои жизни. Я жду, когда подойдет самец – этот мифический, мерцающий доисторическими временами великан – на близкое расстояние. Будь у меня вторая жизнь, я бы ее посвятил этим неизъяснимым созданиям, стал бы их Геродотом, и если бы со временем боженька благословил, они бы немного заговорили через меня и написалась бы книга, настоящая, не для нас.

Дары

Свою ночь рожденья провел в джунглях – в домике, который обустроил на дереве (о детские мечты!), и звери до рассвета меня поздравляли, счастье!

А вчера случилось невозможное – лучший из немыслимых даров (ты больше, чем просят, даешь): я видел то, что мало кому доводилось, и сфотографировал то, что, возможно, еще никто не снимал, – битву двух нильгау, двух неизъяснимой красоты исполинов райского сада. Я читал об этих ритуальных битвах. Мол, становятся на колени и мерно «чокаются лбами». Тут же было совсем другое – битва едва ли не насмерть, молниеносная, переходящая в битву на коленях, когда один вздымал над собой могучую тайну другого, в котором трепетал Создатель. И пыль клубилась солнечная. А третий, молодой, стоял рядом, под деревом, смотрел. А потом тот, побежденный, побрел к озеру, пройдя в двух шагах от меня, обернулся с удивлением и поплыл на ту сторону, остужая пыл и печаль.

Имена

За эту неделю произошло астрономическое количество событий – ни сил, ни возможности описать сейчас. После того как я надрал задницу одному из министров лесного хозяйства и он пытался отвечать мне тем же с отчаянной грациозностью, я все же добился своего и проник в самое сердце

огромного и таинственного заповедника Мельгат, куда попадали считаные. Потом была не менее странная многокилометровая и безлюдная крепость за облаками в том же заповеднике, построенная неизвестно кем и когда и лишь перестроенная в XV веке. С символичным именем Нарнала, где на дне озера лежит философский камень. Были огромные первобытные бизоны в джунглях, потом в заповеднике Нагзира ночное бдение на сторожевой вышке над лунным озером в ожидании леопарда, были неожиданные встречи в краю Гондия, где постреливают. Теперь я в маленькой деревушке Брахмапури, в округе которой 27 тигров и 65 леопардов, сбежавших из заповедника Тадоба и вот уже несколько лет живущих здесь, таская коров и людей. Деревушка, где их осело больше всего, называется Кали. Нарочно не придумаешь. А заместителя главного егеря зовут Гита. А сам егерь – Гашиш (без первой буквы).

Т-11

Сижу сейчас на громадной сказочной веранде фантасмагорического туркомплекса, который мне подарили на неделю или на сколько захочу. Невероятный замес ашрама, Болливуда, Диснейленда и черт знает чего. И ни души, гряда холмов, джунгли, двое слуг у озера под деревом. У меня два люкс-номера в разных маленьких замках. А главное – построил его доктор философии профессор Джесвал, реальный дворец которого – на подъезде к деревне. И вот сижу я на веранде под статуей Гаруды и думаю о здешней тигрице Т-11, которая несколько дней назад съела человека. Случилось это как раз напротив лесной фотокамеры слежения. Я видел снимки. Съела и сидела потом над останками четыре часа недвижно, как в трансе от происшедшего. Голова человека лежала отдельно, объеденная, лицом вверх. Это первый случай с этой тигрицей. Что в ней происходило? Четыре часа, тишь, бабочки…

Ибис-Тот

Красноголовый ибис (или Индийский черный ибис), Pseudibis papillosa. Что сказать об этих египетских птицах Тота? Или, по преданию, той птице, которая после потопа вывела Ноя к Евфрату? Вот любопытное, но малоизвестное. В брачный сезон они объединяются в несколько пар и вьют гнезда, как правило, на священных баньянах или пипалах, никогда не совокупляясь на земле. В этот брачный период их серые клювы и ноги розовеют.

Я умираю

Я сильно умираю. От счастья. В тот день я подобрался довольно близко к лугу, где паслись сотни оленей – самбары, пятнистые, нильгау и др. И просто почти открыто сидел, привалившись к коряге. Сидел, смотрел. А потом увидел ее. Эту маму с ребенком (самбары) я наблюдал уже не первый день. Они очень выделялись из общего ряда, если он вообще существует. Все время держались в стороне от других и проходили сквозь и между ними, будто не замечая, оставаясь в каком-то медитативном далеке от всего. И даже когда на лугу возникала тревога и все звери уносились с луга, эти двое словно не слышали, продолжая свою внутреннюю жизнь. Даже самцы нильгау, покидавшие луг последними, глядели на них издалека через плечо – то на них, то в ту сторону, откуда возникла тревога.

И вот эта мама с ребенком задумчиво так и неспешно приближается, подходит вплотную ко мне и заглядывает в лицо. Стоит и смотрит. И я сижу смотрю на нее снизу вверх, стараясь не моргать. А ребенок чуть позади нее, просто ждет – мама занята. Не отшатывается, не вскрикивает, не бьет копытом о землю, передавая сигнал соплеменникам. Смотрит почти на расстоянии дыхания и медленно отходит. Малыш за ней. Они переходят в тень под дерево – шагах в десяти от меня, и там начинается то, что я снимал в течение часа. Ребенок стоит и глядит на озеро в дымке, а она что-то нежно нашептывает ему на ухо, то прильнет щекой (как на иконах Умиления), то кладет ему голову на шею, и они стоят, прикрыв глаза, чуть подрагивая, века идут.