Человек из-за Полярного круга
Шрифт:
— Не дразню я, она хлеба просит.
— Сходи в столовку, принеси…
Дошлый уходит. Михаил треплет Дашку по короткой шее, оглаживая крутой, как бочонок, бок. От Дашки исходит тепло, домовитость и тревога. Давно уж, Михаил и не помнит, когда в последний раз так близко стоял около лошади. Михаил потянул с Дашки шлею, по ее крупу прошла дрожь. Он снял шлею, обмел Дашке еще раз спину, и под рукавицей проступила светло-серая шерсть. Кобыла приложила уши, оскалила крепкие, широкие, как штыковая лопата, зубы.
— Вот тебе и на. Не угодил? Чем? — Михаил снял с Дашки узду. Но она и не думала уходить, только и переступала с ноги на ногу. — Ах ты! Да еще и на высоких каблуках. Как это Шавров проглядел?
Михаил нагнулся, взял Дашку за щетку, потянул:
— Ногу! — тихо, настойчиво попросил Михаил. — Дашка переместила свой вес, дала ногу.
— Мужики, — закричал Колька Пензев. — Вот чудеса. Кобыла Мишке ногу дает… Чудеса в решете, и только…
— Вот росомаха, — выдохнул Дошлый. Он только подошел с булками под мышкой. Кобыла на Дошлого ощерилась, норовя куснуть. — Гля! Черта тебе, а не хлебушка. Как ты, так и я…
— Смотрите, — протянул Михаил, — понабилось снегу-то. Как она, милая, дошла-то?
Из-под щетки копыто блестело как новенький резиновый ботик.
— Дошлый, принеси-ка зубило, — попросил Мишка.
— Зачем тебе? — поинтересовался Ушаков. — Ляжку отрубать, что ли?
— Копыта тебе на пирог…
— Еще чего не хватало. Хоть бы в зубы тебе как следует дала… котлет захотел, — огрызнулся Ушаков и, положив буханки на снег, сходил за зубилом.
Михаил взял зубило и ударил по донышку копыта.
— Ты что, сдурел? — завопил Дошлый, как будто Михаил саданул его по глазу. — Ты брось. Логинов, наводить здесь свои порядки…
Михаил вырубил из-под копыта спрессовавшийся в лед снег, опустил ногу.
— Ну! — Дашка подняла вторую.
— Вот и гляди, росомаха бессловесная, а понимает, — восхищался Пронька, оглаживая Дашке морду. Он скармливал ей хлеб и все ее спрашивал: — Не больно, не больно, а? — и косился на Логинова, как бы тот чего с Дашкиной ногой не сделал. Михаил окантовывает «чашечку», старается «пяткой» подсечь лед.
— Копыта — это тебе не рога, без рогов живут. Отпиливают, вон у оленей какие кусты снимают, — не унимается Дошлый.
На крыльцо вышел Шавров. Увидел, что оба слесаря колготятся около Дашки, хотел окрикнуть, а подошел и обругал себя: «Вот, вахлак, просмотрел каблуки у Дашки…»
— Ладно, ступайте домой, — протянул Шавров руку за зубилом. — Я сам займусь Дашкой.
— Доверим? — глянув на Дошлого, спросил Михаил.
— Пусть. Григорий Григорьевич не то что ты, Логинов, он не кровожадный.
Глава пятая
Парни ввалились на кухню заиндевевшие.
— Ну, давайте, мужики, раздевайтесь. Каждому литровую банку на шею и кружку на руки. — Михаилу Женя налила воды в тазик, полотенце чистое приготовила. Михаил даже заозирался: увидят парни, на смех поднимут.
— Не бойся, — сказала Женя.
Михаил смутился и, стараясь как-то сгладить неловкость, рассказал, как Шаврову попало от Бакенщикова.
— Григорию Григорьевичу? — поддержала разговор Женя.
— И все из-за нас…
— Не может такого быть. Они с начальником стройки кореша, водой их не разольешь, — начала было рассказывать Женя.
— С какой это стороны? — засомневался Михаил.
— А с той и есть. Они уже лет тридцать вместе по стройкам. Бакенщиков еще у Григория Григорьевича начинал мастером. Шавров и тогда был старшим прорабом. Власть переменилась. Бакенщиков в начальники вышел, а когда был мастером, пособирал гайки.
— Вон откуда это! — присвистнул Мишка.
— Ну что ты? Они настоящие друзья. Бакенщиков Шаврову управление давал, сама слышала, как он его однажды «сватал». Не согласился. А так они все время вместе — на охоту, на рыбалку. Шавров и зовет его, правда не на людях, Женькой, как и меня. Да мы здесь все стали свои, все у нас запросто.
Михаил и сам заметил, что в Заполярном иначе люди друг к другу относятся, чем на материке.
Когда Михаила звеньевым ставили, он было заартачился:
— На разряд выше, а это на круг сотня рублей, довесок к зарплате. Что вы, ребята, мне еще у вас надо учиться, есть парни и работают давно, и соображают получше меня.
— Ты, Логинов, не ерепенься. Раз доверяем, оправдывай!
Дядя Коля еще встал и сказал:
— Учиться никогда не поздно. Вот такая бутафория.
Михаил не сказал бы, что он от должности открещивается, нет. Скорей, наоборот. Но тут не принято камни за пазухой держать. В два счета вылетишь. Как-то привез баллоны с кислородом Михаил, сгружал. Ну и себе баллончик лишний прихватил.
Тут же дядя Коля при всей бригаде на Михаила поволок, да так, что жарко стало.
— Ты что же, Логинов, лучше всех, умнее, где это тебя хапужничеству обучали?
— Да ты что, дядя Коля, что я, для себя? — весь залился краской Логинов. — Пусть забирают, не надо мне.
— Смотри, Михаил, в оба. Выравнивай дело…
Дошлый и тот выговорил;
— Ты тогда меня обелил перед бугром, думаешь, мне это надо? Ты, слесарь, не заложи душу Мидасу…
Логинов мог бы подумать, это к нему так, как к новичку. Но вот сегодня Комарова «продрали», звеньевого из третьей бригады. Если бы Михаил не оказался свидетелем, ни за что не поверил бы. Забежал он за электродами к соседям, а там Комарова «прорабатывают». Михаил постоял в дверях, послушал. Оказалось, что мужика послали в Ленск, на центральный склад, теплые вещи на участок получать. Поехал Комаров, привез валенки, а после ребята узнали: выписаны были унты меховые.
— Мы проходили бы и в валенках, — сказал бригадир Серега-керамзитчик, — если бы ты честно признался сам. А так вот тебе бог, вот тебе порог.
Комаров — к Шаврову.
— Не знаю, — говорит Шавров, — откуда ты взялся такой? Доплати в контору разницу между унтами, которые ты заиграл, и валенками, да чтобы духу твоего не было…
Логинов еще спросил:
— Так сразу и выбрасывают из коллектива?
— Не выбрасывают, смотря к кому как, — пояснил керамзитчик. — Вот Беспалова, ты, правда, его не застал, выгнали, он на звеньевого наклепал, будто бы звеньевой заложил своего бригадира за аккордный наряд, работа не выполнялась, а гроши получили. Проверили. Факты не совпали. Хорошо, что убежал и расчета не взял, скорее в порт и на самолет…