Черная часовня
Шрифт:
– Трудно представить принца, посещающего эту преисподнюю, – заметил Холмс, когда мы нырнули в сырое и темное королевство монаха Дома Периньона.
Обстановка напомнила мне о князьях тьмы из готических романов, о собирающихся в подземельях людях в капюшонах, о камерах пыток и богопротивных церемониях…
Ничто не нарушало тишину, кроме случайно прошуршавшей крысы, и я снова подумала о Берти.
– Почему вы считаете, что принц спускался сюда?
– Он известен тем, что посещает места, в которых редко бывают особы королевских кровей… варьете на Монмартре, художественные студии или заведения вроде этого. Признаюсь, я не уверен, не опередил ли его королевское высочество мисс Пинк на месте преступления. Конечно, он ни за что не признался бы в этом.
– В самом деле? Вы осмеливаетесь подозревать собственного клиента? Не говоря уже о том, что он ваш будущий король?
– Я служу своему призванию, а не какому-то отдельному мужчине. Или женщине, – добавил детектив мрачно. – Вы не в курсе и, возможно, не поверите, но я испытывал неприязнь к королю Богемии с самого начала и до конца.
Будучи знакомой с заметками доктора Уотсона об этом деле, я не удивилась, но признаться в этом не могла.
– Однако же вы взяли его вознаграждение, – заметила я.
– У него был повод для недовольства.
– Вы ему не верите?
– Я верю записке, которую ваша подруга оставила мне: что он поступил с ней нечестно и что она лишь защищалась. Король сам в итоге признал неоспоримость ее слов. Уже один этот факт противоречит его изначальному описанию ее как презренной женщины и бессердечной авантюристки. Я бы добыл для него фотографию, если бы мог. Но и без этого… я доволен результатом, как, впрочем, и сам король.
– Ирен оставила для короля другой снимок, – затаив дыхание, напомнила я.
Наблюдательные глаза Шерлока Холмса рассматривали тускло освещенный погреб. Я мельком увидела ироничную улыбку, которая в свете лампы в его руке показалась слегка зловещей.
– Да, оставила, и что это был за портрет! Невероятно привлекательный.
Его реакция напомнила мне слова доктора, которые зафиксировались у меня в памяти (а позже и на страницах моего дневника, на случай если я забуду хоть слово): «И когда он говорит об Ирен Адлер или вспоминает ее фотографию, то всегда произносит как почетный титул: „Эта Женщина“». Интересно, насколько часто у мистера Шерлока Холмса возникает потребность говорить об этой фотографии и почему?
– Я уверена, что король был рад получить маленький сувенир на память о женщине, которой никогда не смог бы обладать, – сказала я сухо. – Ирен умеет прощать, но она никогда не забывает.
Меня удивило странное выражение, появившееся на костистом лице Шерлока Холмса. У нас в Шропшире сочли бы его смущением. Но, должно быть, виноват обман зрения из-за дрожащего света лампы. Этот господин был слишком самоуверенным, чтобы испытывать смущение по поводу чего бы то ни было, а тем более показывать его.
– Ага! – Сыщик опустился на колени, глядя на едва различимые разводы на холодном грязном полу. – Сильно ли он истоптан с вашего последнего визита?
– Вовсе нет, на мой взгляд.
– Вот! Французский каблук из комнаты, где произошло убийство. Американская jeune fille [93] , полагаю.
– Нет необходимости говорить со мной по-французски, даже если каблук придуман в этой стране.
– Трудно описать мисс Пинк, – начал было он, но замялся. – Действительно, очень трудно. Я знаю, что некоторые грубые представители моего пола принуждают женщин к отчаянным действиям. Мне хотелось бы думать, что мисс Пинк – именно из таких девушек.
93
Юная девушка (фр.).
– Мне тоже! – ответила я с жаром.
Мистер Холмс уставился на меня.
Странно, я ведь вовсе не собиралась соглашаться с ним.
– Я так понимаю, что сейчас она находится под крылом мадам Ирен, – сказал он.
– Несомненно. Мы обе не могли допустить, чтобы она осталась в этом рассаднике… свиданий.
– И смерти, – добавил он желчно. – Свидания редко оказываются фатальными, насколько я разбираюсь в вопросе.
– Конечно, мы также не хотели, чтобы она подвергалась физической опасности.
– Весьма разумно, – похвалил он, – хотя, возможно, позже мне понадобится поговорить с ней лично. Что ее изящная ступня здесь делала?
– Она позвала нас в подвал показать беспорядок.
– А что привело ее сюда изначально? – прищурился детектив.
– Не знаю. Она очень деятельная девушка. Возможно, ее послали за бутылкой вина.
– Ни одну здешнюю девушку не попросят о таком. Для этого есть сомелье. Не только высокопоставленные клиенты рассчитывают тут хорошо поесть и выпить, но и самим обитателям предлагают первоклассную кухню и напитки. Мне говорили, что это поощряет их получать удовольствие от своей работы.
– Ох! Что за отвратительная тема! Я не желаю ничего знать о привычках обитателей этого дома.
– Однако привычки – погибель любого преступника, чей путь пересекался с моим по сию пору. – Холмс опустил саквояж на пол.
Мне стало интересно, не позаимствовал ли он инструменты доктора Уотсона, но на медной табличке не было монограммы. Я вновь задумалась о мужчине со зловещим свертком в Уайтчепеле. А что, если «Липски» нес неприметный докторский саквояж? Может быть, этот самый?
– У меня здесь есть работа, Хаксли, – пробормотал сыщик рассеянно.
Я вздрогнула, словно от укола.
– Ваше задание ждет наверху, – напомнил он мне, не понимая, что меня может задеть подобная бестактная и обезличенная манера обращения по одной только фамилии и что она больше подойдет для слуг или для беседы в мужской компании. – Помните, что у вас есть полное право на любую информацию, какая вам потребуется. Вы временно стали моим агентом, а я работаю на принца Уэльского. Вы ведь не позволите себя запугать?
– Конечно нет!
Получив подобные наставления, я потопала назад по лестнице и сквозь служебные помещения, пока вновь не оказалась в парадной части дома.