Черное озеро
Шрифт:
У нее вроде бы сломано ребро. Не стоило так делать.
Идэр, как Нева, завязывает плотный платок на голове, чтобы сойти за замужнюю даму. Хастах подвешивает штуцер на кожаную перевязь, внимая каждому слову Катуня. Мален с тоской поглядывает на маленькую княжну, поддразнивающую Стивера.
После последнего привала нам придется поделиться заново и взойти в горы в другом составе.
Запрыгиваю в седло, оставляя Инессу сидеть передо мной. Она ерзает, отодвигаясь подальше.
– Сиди смирно. Не нервируй меня и Карамельку.
Стараюсь не показывать того, как сильно меня напрягает
– Карамельку? Ты что, Ведьмака[1] пересмотрел? – одариваю воровку непонимающим взглядом, протягивая руки к уздечке. Истертая кожа мягкая и прохладная.
Инесса будет бесполезна, если на нашем пути попадутся безумцы. Я ведь толком так ничему ее не обучил. Воровка тычет пальцем в моё бедро, обращая на себя внимание.
– Это что – меч?
– Да.
– Мы будем кого-то рубить или это для дров? – глумится Инесса, запрокидывая голову. Подгоняю кобылу. Смертники покидают двор за нами. На дороге мы выстраиваемся. По одному стрелку на тылы: Катунь спереди, Хастах замыкающий. Карамелька шагает за лошадью Нахимова, позади нас – княжна и Стивер, после них – Идэр и Распутин. Дорога петляет, уводя нас глубже в перелесок.
– Ты вообще владеешь хоть чем-то, помимо палки?
– Это извращенный подтекст?
– К твоему счастью – нет.
Лучше б Мален так воровал коней, как таскается с Идэр по пыльным углам. Не пришлось бы тесниться с Инессой и отмахиваться от её вопросов.
Они вообще когда-нибудь закончатся?
Мы покидаем деревню с первыми лучами восходящего солнца. Строго по плану, несмотря на заминку в виде моего подбитого плеча. Позади слышатся голоса Невы и Малена, но, уверен, беседовали они не друг с другом. Вокруг нас на многие гектары растянулись голые поля, нарушаемые жидкими березовыми рощами. Далеко впереди чернеет сосновый бор. Инесса достаёт тетрадь и кусок заточенного угля. Она напряженно сидит в седле, отодвинувшись от меня настолько далеко, насколько ей позволяет спина кобылы. Инесса выводит слова размашистым почерком.
«Семейная драма по возвращению мужа-мечты уже надоедает. Никакого развития событий, одно лишь нытье и три сотни вариации диалога:
– Прости меня, пупсик.
– Катись в ад.
Что вообще такого можно сделать, чтобы тебя не хотели слушать? Идэр, конечно, склочная и слишком помешанная на блёсточках (может, по местной религии это нормально), но она не выглядит как зло во плоти.
Я б её простила хотя бы просто чтобы она заткнулась.
Амур показывает себя как неплохой
– Сядь ближе. И, да, я не подглядываю.
Инесса самодовольно хмыкает, но все равно повинуется. Воровка откидывается назад, облокотившись на меня спиной. Задирает голову и уставилась на меня хитрыми глазами. От ее близости заметно теплее.
– Твоя рука… – осторожно начинает Инесса, но я перебиваю девчонку, не дав договорить:
– Все нормально.
– Хочешь это обсудить?
Ее голос тонет в конском топоте. Голова напрочь отказывается соображать. Мален и Нева спорят за спиной. Мне не удаётся разобрать ни слова из перепалки, кроме унылых возгласов мальчишки Ландау: «Пожалуйста, прекратите. Амур запретил нам шуметь».
– Что значит «это»?
– Ты злишься.
– Что, боишься? – уточняю, борясь с навязчивым желанием опустить голову и посмотреть на наглую девчонку. Инесса пожимает плечами. Впереди маячит Катунь на своей черной кобыле. На его спине болтается лук и колчан со стрелами. Сбоку блестит набор ножей. Пейзаж вокруг остаётся неизменным, за исключением музыкального сопровождения, состоящего из обрывков разных пошлых стихов, сложенных в одну кучу и распеваемых на унылый манер.
Катунь знает слишком много песен про женщин. И про мужчин.
Капюшон сползает с его головы, зацепившись за ветку. Лошадь под Нахимовым спокойно шагает по песку, поднимая облака пыли.
– Где-то под столицей, раз бывала я в церквушке,
У служителя был хрен до самой макушки!
Инесса усмехается. Возможно, меня бы впечатлил певчий талант друга, если бы репертуар поменялся бы хоть раз за последние лет тридцать.
– А чего мне бояться? Я не знаю где я. Меня окружают незнакомцы и мы едем черт знает куда. Хорошо хоть мою лошадь зовут Лакомка и мой компаньон – это ты.
Представляю, что ее слова прозвучали без явного сарказма. Так мне меньше хочется скинуть воровку с лошади. Впереди маячит Катунь на своей черной кобыле. На его спине болтается лук и колчан со стрелами. Сбоку блестит набор ножей. Пейзаж вокруг остаётся неизменным, за исключением музыкального сопровождения. Катунь знает слишком много песен про женщин. И про мужчин.
– Я вчера была пьяна, а сегодня трезва.
На печи в углу спала, в жопу мышь залезла!
Я пришла к соседу утром, попросила помощи,
Он, падлюка, показал мне под халатом мощи!
Потираю виски свободной рукой. Прохладный ветер треплет волосы и проскальзывает за воротник.
Что в лоб, что по лбу. Его бесполезно о чём-то просить.
– Лошадь моя. И ее зовут Карамелька. Кстати, её выменяли на твой балахон. – поправляю девчонку я, размышляя над тем, что же значит «Хорошо, что мой компаньон – ты».
Инесса смеется и записывает слова песни Нахимова в тетрадь. Не в силах сдержать любопытство я опускаю голову вниз. Инесса развалилась на мне, с трудом поспевая цитировать Катуня. Наконец-то сдавшись, Инесса укладывается поудобнее.