Черти в Париже
Шрифт:
Он как бы играючи, поочерёдно приподымал и опущал плечики. Не знает он, типо.
– Папа, дай сто евриков!
Накачанный мальчик. Природой папы и мамы, а сам к гантелькам ни–ни.
13. Голодный мальчик
Утро следующего дня.
Великовозрастный сынишка Ксан Иваныча по тепличному имени Малёха проснулся позже всех, тут же засобирался куда–то.
Помельтешил с ноутбуком на глазах у взрослых: продемонстрировав волонтёрскую важность.
Зевнул для порядка, и ушёл в Париж: пополнять
– Папа, дай денег, – шепнул он предварительно, – у меня уже кончились.
– Как же так, сына, я же вчера тебе давал сто пятьдесят евро?
Ого, моему бы сыну выдавали хотя бы полста евро в день!
Ксаниному сыну похеру. Его желание – закон для папы. Мама велела папе ублажать сына, иначе бы и не пустила: путешествие–то – взрослое, у каждого по члену, мало ли кого куда потянет.
Чтобы меньше всех этих тяг на сторону было, на' те, дорогой мой муженёк, пригрузок на ногу твою беглую.
Пригрузок на цепочке.
Пригрузок драгоценный: с такой гирькой далеко не убежишь.
А в итоге: чем больше желаний у сыночки, тем целее семейный союз.
Я это понимаю, и потому с интересом наблюдаю следственные коллизии.
Бим смотрит точно так же. Но, в отличие от меня – не обременённого излишне близкими дружбами и оттого терпеливого – бухтит вслух.
Вчера вот, например, Его Наивеликое Высочество Малюхонтий Ксаныч посетили Диснейленд.
Вышло так: заметило Его Высочество рекламный сюжет поперёк дороги, обалдело.
Вспомнило оно тяжёлое историческое детство и натянуло его, как в Мемориале, на себя: там картофельные кожурки, само собой. На обед и на ужин по три колоска, за которые полагался расстрел.
Поэтому чудо наше, уморенное несправедливостью, а как же: родился в СССР, а не в Америке, не на Мальдивах, соответственно Сталин там, Гулаг рядом, убитый на войне дедушка, изнасилованная бандерами, потом чекистами, бабушка.
И пыр.
Чудо подскочило на сиденье и заорало в окошко: «Папа, я хочу в этот восхитительный французский Диснейленд!»
Что оставалось делать папе?
Наш папа не ватиканский, не злой и не жадный, а наоборот. Он, разумеется, пошёл сынишке навстречу.
Команда молча слушала решение старшего: попробовала бы не согласиться!
Бимовское бухтенье в подносовую тряпочку тут умолчим.
***
Чтобы доставить великаго прынца туда, вся гурьба, поломав путевой график и наплюя в дефицит времени, сдёрнулась с трассы, доехала по навигатору – куда приспичило прынцу – и высадила прынца прямо у кассы.
– Знаешь по–английски несколько слов?
– Знаю.
– Ну и нормалёк, не пропадёшь. Вон в ту дырку суй деньги. Генплан… вон он на картинке. Изучи и вперёд. Носовой платочек есть?
Нафига сыночке носовой платок: бабло вперёд давай!
Заволновался Ксан Иваныч, сердечко трепещет: как же, сына одного в парке – в парке, пусть и детском, тем более, детском, чужой страны (!!!) ё пэ рэ сэ тэ оставил.
После этого дерьма мы поехали дальше – устраиваться на ночлег.
Ближе к вечеру папа забеспокоился, отвлёкся от всех своих оргдел, подсел на телефон и созвонился с Малёхой.
Трудный возраст у папы. У Малёхи же – ловкий.
– Ехать надо, – сказал нам отец в результате, – Малёха уже всё посмотрел, говорит, что его уже можно забрать. Голодный, наверное, мальчик.
– Ага, и устал бедный. Вагоны с рогами изобилия разгружал, туды–сюды таскал, аж в штаны наделал от усердия. – Это подумал я. Так как Малёхины литературно обделанные трусы висели рядом с моими – чисто постиранными. На тополе, нет на карагаче, нет на подоконной решёточке. И наводили на соответствующие мысли.
– Ну и что? Езжай, – отреагировал Бим.
– Я один не поеду, – сказал папа, – кто будет за навигатором следить? Я не могу одновременно рулить и в навигатор смотреть.
Я молчу.
А он: «Кирюша, друг, выручай, – и наклонил виновато голову».
Первый раз в жизни я услышал ласкательное наклонение своего имени и приготовился таять от нежности.
Это всё означало, что он понимает, что виноват, тем не менее взывает к всемирному SOSу и дружбе.
Разбаловался чересчур папа. Привык, что за навигатором всегда кто–то есть.
А этот «кто–то» – это я.
Так и прицепил он к дурацкой поездке меня – я не был в ответе за сыночку – папы достаточно. Но я был главным по джипиэсу. И, следовательно, главным по любым передвижениям. С целью сохранения автомобиля.
Папа, понимаешь ли, читательница (как тебя, милая, зовут? вышли фотку), потрафляет разным сыночкам: в ущерб обществу.
А общество в ответ должно потрафлять папе: в его сознательном пренебрежении к нам. И в противовес к сыночке.
Сыночка на одной чашке весов, остальное общество на другой. Но стрелка показывает «ноль»: всё нормально, господа, чашки уравнены, всё по–честному.
Бим принципиально отказался дёргать с койки – разлёгся и ноет об усталости: «Хотите расколбаситься – колбасьтесь без меня. Мне ваши личные, извращённо корпоративные интересы, и по ху, и по ю, – так и сказал».
Вдвоём с Ксан Иванычем мы поехали за общественным сыночкой – дитём папиного порока.
На сыночку каждый из нас потратил по три драгоценных часа вечернего туристического времени. В сумме шесть.
Папе это было не важно, ибо сын есть сын.
Сын за границей выше всего на свете.