Чертовка
Шрифт:
– Англичански, -не колеблясь, выбрал Андрей.
Когда Юнис отошел, Замурцева интимно взял под руку Коровников.
– -Что это тебя Валя так... в упор не видит?
Андрей понял: скажешь "понятия не имею" - обидится.
– -Видишь ли, старичок, тут есть один секрет: он терпеть не может тех, кому не нравится Сартр.
– Ну и что?
– -А я ему как-то брякнул, что Сартра ненавижу.
Заметно было, что Женя некоторое время переваривал сказанное, а может быть, просто вспоминал, что такое "Сартр"- марка виски? Но затем он освоился с информацией и предложил:
– Пойдем - на дорожку чуть-чуть... для настроения.
– Мне бы лучше кофейку, в сон тянет.
– -Это от погоды, старичок. Видал, как небо затянуло? Как газетами заклеило, прости Господи. А от погоды у меня как раз есть.
Вместе с Коровниковым и с невостребованной курицей в руках Андрей вышел обратно в крутящуюся дверь. Следом из отеля понемногу появлялись и другие журналисты, поеживаясь от неприятного зимнего ветерка, вольно кочующего над этими пыльными просторами, разрезанными свинцовой лентой Евфрата. Народу, как Юнис и утверждал, было впрямь порядочно, из общего фона выделялись обещанные японцы.
– Давай, давай, а то не успеем, -весело подбадривал Коровников.
Из багажника своего "Пежо" он достал термос и налил в крышку.
– Это что?
– -Это, старик, моё изобретение. Позволяет иметь подогретый коньячок в любых погодных условиях. Езжай с богом... Ну как, помогает?
– "Мы выпили рому, и я почувствовал себя среди друзей".
– -Ты о чем?
– Это Хемингуэй. "Прощай, оружие".
– -А!.. Ну да...
Уже дымились выхлопные трубы и хлопали дверцы. У Андрея было совсем другое представление о журналистской публике, он почему-то ожидал много болтовни и умных шуток, а было похоже, будто мафия выезжает на "дело". Среди исключительно мужчин имелась одна женщина, Андрей поймал её взгляд тускло-деловой. Он попытался убедить себя, что должны быть, наверное, и такие вот... серьезные. Хотя все-таки лучше, когда женщина восторгается, хохочет, пугается - вообще... эмоционирует.
Юнис с приветливой миной подошел к андреевой "Вольво" в сопровождении волосатого очкарика в синей куртке.
– Андрей! Это Питер.
Англичанин угостил безвкусным рукопожатием.
– Хэлло, Эндрю.
– Хэлло.
Перестроечного восторга не получилось.
– -Вперед - и с песнями!
– прокричал сбоку Коровников, нежно закрывая багажник.
Андрей благоразумно пропустил вперед себя все машины министерства информации. У местных госводителей, как и повсюду, наверное, в мире, руки косые. Вон, глушитель болтается сзади, как вымя... или как кое-что у кота. За милую душу впаяет такой профессионал сзади в шахматные огни "Вольво", безумно красивые огни... Коровникова он, впрочем, тоже на всякий случай пропустил.
Машины одна за одной выскальзывали на дорогу, идущую вдоль реки, и передние тут же резко рванули, задавая темп всей кавалькаде. Начался захватывающий бег в стае, когда глаза загипнотизированы хвостиком дыма, вьющимся за квадратным задом идущей впереди машины; когда перекресточный азарт заставляет с гудением и руганью проскакивать перед тупым носом остолбеневшего панелевоза, привыкшего быть королем на пустынных улицах Дейра.
Через десять минут все машины уже перелетели через мост над Евфратом, оставив позади город.
Дорога за Дейром - такая же унылая, как и до него, и езда такая же монотонная, напоминающая бег таракана по перрону. Только столбов больше, чем при выезде из Пальмиры, и стоят они с двух сторон сразу.
"Англичански Питер" всё время молчал. Чтобы вовлечь пассажира в разговор, Андрей придумал афоризм и сообщил тому на присущем ему языке:
– -По существу, Питер, пустыня - тот же лабиринт, только непривычный лабиринт без стенок, don't you think so? {Вы не находите? (англ.)}
Питер в ответ невнятно промычал.
Что ж, Петруня в таких случаях говорил: "У каждого психа своя психология".
Потом кусты дыма исчезли. Теперь пейзаж время от времени разнообразили какие-то траншеи и однообразные глиняные деревеньки с толстоногими водокачками, похожими на грибы или на разжиревших марсиан из "Войны миров". Изредка попадались странные издалека для неискушенного глаза предметы у обочины: отдыхающие на корточках бедуины. И то, и другое, и третье, впрочем, не придавало местности дополнительного очарования.
Движения на дороге почти не было - только автобусы и цистерны. И никаких военных примет, лишь иногда попадался навстречу родной зеленый ГАЗ-66 на ребристых шинах, и опять - глиняные дома, и кучи хвороста, и мудро-печальный осел рядом - будто всё увиденное пятнадцать минут назад джинны, чтобы позабавиться, перенесли вперед.
– А ведь по этим местам когда-то шли римские легионы, -опять не выдержал Андрей.
– А до них - Александр Македонский, представить только, да?
– М-м...
Только один раз этот дохляк оживился и спросил:
– -Эндрю, зачем водители здесь днем моргают друг другу фарами?
– -Чтобы проверить: не заснул ли встречный за рулем.
– -I see...{Понимаю. (англ.)}
Где-то через полсотни километров Андрей спохватился, что давно не слушал радио.
"...настоящей "бомбой" стала отставка французского министра обороны Жана-Пьера Шевенемана, занимавшего этот пост с 1986 года. Он заявил, что, следуя и дальше "логике войны", его страна рискует отойти от задач, намеченных ООН в отношении урегулирования кризиса в Заливе. Президент Миттеран назначил министром обороны республики Пьера Жокса".
"Союзническая авиация совершила за последние 24 часа две тысячи шестьсот вылетов, уничтожив в том числе иракский конвой, состоящий из двадцати танков и бронемашин. Военный представитель в Эр-Рияде опроверг сообщения о том, что несколько марокканских солдат по ошибке были убиты огнем с американских самолетов; он заявил, что координация между войсками коалиции является превосходной. В то же время иракские власти сообщили, что во время одной из бомбардировок союзников в Багдаде погиб попавший в плен сбитый американский летчик".