Чистая книга: незаконченный роман
Шрифт:
– Мы, революционеры.
– А вы уверены, что мы, революционеры, – лучше крестьян?
– Еще чего…
– А вот Толстой был не уверен. И вся русская литература видела идеалом… Неужели все они дураки? Да ведь мы с вами сморчки. Поганки, гнилушки, которые на минуту вспыхнули, а они гении…
А вот вы, еврей, из местечка. Пролетарий в чистом, так сказать, виде. А мне кажется, евреи – торгаши. Это как?
Писатель много внимания хотел уделить поведению ссыльных в быту. Бытовые сцены помогали выяснить роль каждого и к тому же служили доказательством невозможности осуществления идеального общества в будущем.
Ссыльные, чтобы легче жить, сбиваются в коммуну. Но была у организаторов и высшая цель – доказать, так сказать, жизнеспособность коммунальной формы жизни, той формы, которая должна стать основной формой жизни для народа в будущем.
И что же? Ничего не получилось. Переругались, перессорились. Во-первых, вклад в дело коммуны со стороны разных лиц оказался разным. Одни работали как дьяволы, другие руководили… Тунеядцы, трудяги и пр. Как в муравьином царстве. Но люди ведь не муравьи.
Во-вторых, выявилось еще нечто большее, чем неравенство в труде. Выявилась несовместимость характеров людей.
В-третьих, природа человека оказалась куда более сложной, чем они полагали.
Некоторые не очень задумывались над экспериментом: отмахивались. Мол, ерунда, какая коммуна может быть в недрах чуждого общества. Для того и революцию делаем, чтобы разрушить его, это общество, и дать простор, ветер для настоящей коммуны.
А некоторые задумывались. Раз они, революционеры, люди, мнящие себя передовыми, не ужились вместе, то как уживутся крестьяне, рабочие…
Словом, споры, споры, споры. Некоторые из этого неудавшегося опыта делают радикальные выводы.
Глядя на них, крестьяне говорят: хотят революцию делать, хотят новую Россию строить, а сами друг с другом ужиться не могут. Так какие же они поводыри нации? Да они всю Россию рассорят…Споры о будущем
Возможна ли идеальная форма общества? Возможен ли хрустальный дворец Чернышевского?
– Нет, – говорит один из ссыльных. – Все известные утопии будущего всегда остаются утопиями, потому что они основаны на песке. Без учета человеческой природы.
Утопии исходят из того, что человек коллективное существо. А он – особь, индивидуалист по своей природе. Да, революцию осуществить можно. А дальше что? Что, когда пройдет всеобщий подъем? Революция – вспышка, зарница в человеческой жизни, а затем начинается обыденная проза. В права вступит человеческая природа. И вот тут-то и наступит осечка.
Какие производительные стимулы у утопистов? Сознательность, коллективизм. А у противников – частная собственность. Природный инстинкт («Мое», – говорит ребенок). Собственность – проклятие. Согласен. Она разделяет людей. Но ведь она и все созидает. Самый могучий стимул созидания. Итак, производительные силы исходят из самой природы человека. Инстинкт.
А у вас что? Благие упования на переделку человеческой природы. Стимулы, выводимые из ваших воспитательных принципов – коллективизм, сознательность и т. д. А если этого не будет?
Кто же оказывается более сильным в единоборстве? Те, которые учитывают человеческую природу, или те, которые исходят из идеалистических представлений о человеке?
Да, революцию можно сделать. Не в этом вопрос. Вопрос в том, как создать новые стимулы производительности. Как индивидуалистический, собственнический инстинкт заменить новым стимулом? А если не будет этого нового стимула, все вернется на круги своя.
Все оптимистические (утопические) прогнозы революционных демократов на будущее основаны на их одностороннем понимании человеческой природы (можно перевоспитать).Им возражает Достоевский: ошибаетесь. Человека нельзя переделать. А потому будущее – не рай, а крушение мира, человека и человечества…
– Прежде чем строить социализм, нужно подготовить сознание людей. Нужно построить социализм в душах людей.
– Значит, по-церковному? Еще тысячу лет строить Бога в душе?
– Социализм исходит из того, что человек добр и прекрасен и по своей природе, которая искажается лишь внешними условиями… Но так ли это? Добр ли человек по своей природе?… Где принципы, на которых будет строиться будущая жизнь?
Какого этического кодекса придерживаться? Пригоден ли нравственный кодекс Рахметова для широких масс?
Буров за горение, за самосжигание. А тление, половинчатость – удел мещанства.
– Но все ли могут быть Рахметовыми? Да и надо ли?
– А, ты свой гнилой либерализм оправдываешь.
– Я-то могу быть Рахметовым. Не во мне дело. А другие не могут. Так что же – на них крест поставить? А почему? Почему они должны жить по кодексу Рахметова? Я думаю, жизнь перестала бы быть жизнью, если бы все стали придерживаться его.
Реальный кодекс будущего социалистического общества должен быть достаточно широким, чтобы в нем было место и для максималистов, и для обычных людей, которые, скажем, живут роевой жизнью…
– Понятно. Дай десять заповедей Христа.
– А почему бы и нет? Требовать, чтобы моралью Рахметова руководствовались все – значит не уважать, ненавидеть людей.
В этическом кодексе максималистов, в требовании всеобщего житейского аскетизма заложен антидемократизм, презрительное отношение к массам.
В книге звучал вопрос и об опасности тирании, неограниченной диктатуры личности.
– Хорошо. Революция победит. Вы станете у власти. Но где гарантия, что какой-нибудь подлец не попытается свернуть шею революции, захочет стать диктатором?
– А на что партия? И разве можно допустить, что к руководству пробьется такой человек? Да и где он среди революционеров? Страной будут править люди, которые прошли великую школу страданий.
– А если все-таки найдется такой человек? И скрутит своих товарищей в бараний рог. Где гарантии?
– Так может рассуждать только ренегат. Это в духе «Вех». Модно сейчас.
– Нет, ты постой. Возможно это теоретически? Единственным заслоном против этого мог бы быть народ. Но ведь для этого народ должен быть политически воспитанным. А он неграмотный. Страна рабов.