Чистая книга: незаконченный роман
Шрифт:
– Вот типичный образчик перерожденца. Вот интеллигент на службе капиталистов.
– А по-моему, это подвиг на службе народа, – говорит Вехов. – Да, подвиг. Добровольно отказаться от города, поехать в деревню. Это не всякий может. Вспыхнуть под знаменами – это каждый сумеет. А вот работать на ниве народной каждый день…
– Это агент буржуазии по отвлечению народа от революции.
– Не согласен. Он не революционер. Но разве это мало, что он работает для народа. Спасает ему жизнь, мотается по деревням, вступает в борьбу со знахарями,
– Сложите гимн во славу либеральной интеллигенции.
– А как вы смотрите на учителя Калинцева? Люди кланяются ему. Просвещение – это не входит в революцию? Сначала все разрушить, а потом заново создавать?
Вехов записывает песни, фольклор. На всех обрядах бывает. Приводит как-то старуху-сказительницу. Рад безмерно, нашел находку.
– Нет, вы поглядите, послушайте. Сморщенная, беззубая старушонка. И она поет небывальщину.
– Голос феодального прошлого, – так говорит Буров. – В следующий раз уволь меня. Деревенский люмпен-пролетариат меня не интересует.
Вехов собирает лапти, культурой народной интересуется. И возможно, в будущем он станет профессором-фольклористом. Войдет в группу правых. Приверженец Рыкова.
Юра Сорокин во многом сходится с Веховым. Но он более трезво смотрит на народ.
Юра одинаково не приемлет и Вехова и Бурова. Буров – догматик, антигуманист. Вехов – славянофил, русопят, тоже по-своему реакционен, ибо все, что касается народа, в том числе отсталое, приемлет бездумно, обожествляет. А перед народом надо не на колени становиться, а просвещать его.
Юра стоит на точке зрения просветителей. В марксизме выпал человек.
Юра – городской житель. Сын учительницы. Интеллигент. Из Петрограда. Очень привязан к матери. Трогательные письма матери. Читает друзьям.
Он некрепкий, слабый даже, но смелый. Когда начинается избиение ссыльных, он не дрожит в отличие от Бурова.
В последующие годы Абрамов не раз еще возвращался к спорам ссыльных, особенно по тем трудным проблемам, которые всю жизнь волновали и интересовали самого писателя. Особенно тревожил его вопрос об отношении к русской истории и к народу.
Обязательно крупные споры об основных вопросах русской истории.
Один взгляд: Россия – дерьмо и народ – дерьмо. Даже управлять собственной страной не смог (варяги). Где это слыхано? А история России? Сплошная грызня, предательство или уродство. Как ползали перед татарами. Кто сжигал себя? Надо взорвать все, и жалеть нечего. Нет ни одного народа, который бы так не ценил себя, собственную жизнь. Никакой цены человеческой личности.
Другой взгляд: Россия – заслон. Россия спасла Европу. Европа в поклоне должна стоять у России. В вечном. А народ? Нет другого народа, так жаждущего высшего идеала и братства всех народов.
Народ – дерьмо… А государство-то он создал? И какое государство… А Наполеона разбил кто? А литература наша… А философия…Споры ссыльных
Вы оперируете абстрактными классами, абстрактным народом. А как вы к России относитесь? Грязь, мерзость… А может, что-то было и хорошее? Хорошее у вас – декабристы, разночинцы, революционеры… Ну а кроме них, было что-нибудь?
Ну а народ. Вот вся эта крестьянская Русь… дворяне, которые живут сотни лет? Они что-нибудь представляют? Они у нас лишь буржуазия, что-то неполноценное… Да как можно так о народе своем говорить?
В истории России вы ничего не видите хорошего. Все предыстория… Вы хотите изменить крестьян, перевоспитать, иначе говоря, всю народную культуру на свалку. Но что хорошего из этого выйдет?
Вы отказываетесь от своей матери – России. Худа, хороша она – но мать…
Спор среди политических ссыльных о готовности России к революции.
– Россия не готова к революции. Вы представляете, вчерашний раб у власти. Мы знаем, что из этого выходило в прошлом. Разинщина. Пугачевщина. Спалят всю Россию. В огне погибнет все, что сделано предшествующими поколениями. У мужика одно чувство – ненависть и зависть. Правы были древние римляне, они давали гражданство вольноотпущенникам в пятом поколении.
– Так вы хотите, чтобы еще два-три поколения России коснели в рабстве?
– Нет, я не хочу этого. Но я не хочу и того – мне страшно об этом подумать, – что в России снова станет тирания.
Где у нас личность? Нужны партии, свобода. А большевики за насилие, за диктатуру одной партии.
Федора Абрамова всегда возмущало отношение большевиков к крестьянству как второсортному человеку по сравнению с рабочими. И в романе он всячески защищал крестьян как полноценных людей и даже более одаренных, ибо они связаны с землей, природой.
Почему рабочий более полноценная и передовая личность, чем крестьянин? Организован? Да. Но во всем другом – беднее. Утратил поэзию, чувство природы и т. д. Крестьянин – собственник. А почему собственник синоним какой-то пакости и мерзости? Не наоборот? Не собственник ли питает поэзию?…
Для революционеров современный человек лишь навоз для будущего, из которого должен вырасти прекрасный человек. Особенно ненавистно им коренное население – крестьянство. Сплошь пороки! Переделать! Перевоспитать!
Ну, хорошо, перевоспитаем. А будет ли тогда это Россия? Отказ от России? Что же вы хотите сделать из России? Ликвидировать ее? Дескать, не имеет права на существование, одна грязь. А я вот поездил по миру – лучше русского человека нигде не видал.
Все-таки у этой страны тысяча лет истории и те же крестьяне кое-что сделали. Вон какой фольклор, вон какая литература вымахала на этом крестьянском черноземе. А если мы заменим его другим – будет ли литература? Что получится?
– Еще вопрос. А кто будет переделывать и воспитывать этого крестьянина?