Чистильщик
Шрифт:
На столе был сервирован завтрак: яичница с беконом, осетрина, яйца и тосты. Микель переключил кондиционер на максимум - за закрытыми жалюзи окнами отеля было плюс сорок два в тени.
Есть не хотелось, и он откупорил бутылку "колы".
– У неё третий номер.
В дверях стоял Паркер.
– У кого?
– У Линды.
– Паркер, ты тут всех горничных знаешь?
– В Дубае?
– В отеле.
– Нет, только до тринадцатого этажа.
Он открыл жалюзи и в номер хлынуло раскалённое солнце.
– Посмотри, Микель. Башня "Бурдж халифа" высотой восемьсот метров.
– Почему абсурда? По-моему, очень хорошо получилось. Выпьешь?
– Микель достал из ледника пиво.
– Да, может ты и прав, но мне наверно русский медведь на глаз наступил. Не понимаю я этой музыки в камне. Дубай построен на нефтедоллары, и конца этому не видно.
– А я слышал, что...
– Микель, я тоже много чего слышал. Если ты имеешь в виду контракт с русскими. Но мы не должны задавать много вопросов. Понимаешь?
– Да, Паркер.
– Другие яйца.
Паркер положил на стол конверт.
– Двести тысяч на карточках "Express" и "National Swiss", на твоё имя. Терминалы имеются в холле отеля, но ты можешь делать заказы прямо отсюда.
– И это всё?
– Нет, это аванс. Всё остальное - билет в Эль-Бахар, инструменты и инструкции ты получишь через четыре дня, в день вылета.
Паркер допил пиво и посмотрел на часы.
– Думаю, что на эту детку с третьим номером у тебя времени больше чем достаточно.
7.
Эль-Бахар, Дебаро, 25 июля 20хх года.
Мария оказалась права на все сто, они ждали его во дворе. Как только он вышел из подъезда, они затолкали его в машину и обыскали дворницкую,.
Вечером того же дня в сопровождении двух людей он вылетел в Эль-Бахар, это на границе с Йеменом. Всю дорогу эти двое в чёрном не проронили ни слова, только таращились на него и друг на друга.
Самолёт приземлился ночью, что спасло от неимоверной жары. Ему дали выспаться в номере, довольно приличном, после обеда он получил инструкции и оружие - американскую М200 с прицелом Nightforce. К прицелу прилагался баллистический вычислитель Casio 70, а также датчики скорости ветра, температуры воздуха и атмосферного давления Kestrel 4000, плюс лазерный дальномер Vector. Всё это было не лишнее, потому что стрелять придётся на дистанции 1900 метров. Цель тоже обозначили - смуглый мужчина сорока лет. На нескольких профессионально сделанных фотографиях в разных ракурсах мужчина был одет в военную форму высшего чина, насколько мог судить Сотник по знакам отличия.
Крыша высотки продувалась тёплым морским ветром с залива. Здесь и был определён огневой рубеж для Сотника. Ему давали притереться к месту "работы".
Направление стрельбы - одноэтажные постройки, сады, паркинг, финиковая роща, окончательно - усадьба, окружённая четырёхметровым каменным забором. За забором - двухэтажный особняк, охрана, небольшая вышка с аппаратурой связи. Из ворот то и дело выезжали джипы с вооружёнными людьми.
В прицел Сотник рассмотрел бассейн с ослепительно голубой водой и немногочисленную прислугу. На дистанции они установили два знака - ленточки на деревьях, на высоте десяти метров. Одна на семьсот метров, вторая в полутора тысячах. Ленточки показывали направление ветра.
"Видимо, большая шишка этот черномазый", - подумал он.
На три дня его заперли в номере. Кормили лобстерами и чёрной икрой. На исходе третьего дня позвонил Ситников.
– Пётр Евгеньевич, как там у вас погода?
– Нормально. Кондиционер исправный, пиво холодное, вода в море горячая.
– Я о политической погоде. Телевизор смотрите?
– Смотрю, больше нечего смотреть.
– Тогда вы в курсе, что президент отбыл сегодня, на день раньше.
– Какая досада. А мне ничего не сказали.
– Сказали. Я сказал. Я вижу, вы волнуетесь.
– Как не волноваться, Иван Иванович? Вот думаю о кодексе чести, о порядочных людях, которые...
– Понимаю. Даже не знаю, какие мои гарантии вас смогли бы убедить.
– Не нужны мне ваши гарантии. Всё равно плевать вы на них хотели.
– Зря вы так, Пётр Евгеньевич. Мы - контора государственная.
– Вот как? И какого государства вы контора?
– Нашего, разумеется. Российского. Всё зависит от вашей работы, насколько хорошо вы её сделаете.
– Да уж пожалуй что выбор не велик.
– А вы рискните.
– Грудь в крестах, или зад в глистах. Помню, мама говорила.
В трубке помолчали.
– Я понял вас, Пётр Евгеньевич. Значит, бог нам в помощь?
– Именно так, Иван Иванович. На него единственного уповаю.
Он знал, что она вернётся.
Это было где-то глубоко в его подсознании, в каком-то забытом файле, который никогда не открывается, как он ни старался.
В человеке всегда живёт тяга к несбыточному. Он примеряет на себя одежды, которые ему не по росту, но он уверен, что они идут ему. Должны идти. Ему нравится выглядеть так, лучше чем другие.
Но потом, позже, а может быть и не позже, он понимает, что это - не его. Это чужое. Оно красиво, ошеломляюще, оно возвышает, иногда волнует, но ты понимаешь с горечью, что нельзя носить на размер больше, или меньше... Это сделано для другого тела, другими скроено и сшито.
И ты возвращаешься.
Туда, где тебя ждали целую вечность, словно ты и не покидал этот дом, сад, того человека, тот город...
Возможно это самая страшная глупость, за которую придётся платить всю оставшуюся жизнь. И осознание этого приносит невыносимую боль, которую нельзя заглушить ни водкой, ни новыми впечатлениями.
Ничем.
Микель сидел под навесом - прямо перед ним, насколько хватало глаз, отливал лазурью огромный океан. Солнце палило, волны лениво перекатывались, намывая золотой песок к краю помоста.
Он велел бармену заморозить мохито, чтобы не портить его льдом, как это делают американцы. Они зачем-то разбавляют водку содовой - всё равно, что карлику трахать слониху.
Пляж был частный и принадлежал отелю "Шах Намиб". Здесь не было ни души в этот час.
Настроение было пакостное.