Чудес не бывает
Шрифт:
— Это неважно.
— Конечно, — усмехнулся Лебрент. — Но если она узнает, что именно ты навел на ее замок наемников, она возненавидит тебя.
Оррик встал — ничего не скажешь, попал он. И кому докажешь, что сроду не был предателем?… Если предал, пусть и невольно, рассказав отцу о своих намерениях, бездумно заставил спешить. Понятно, что Боз предпочел вырезать всех, чем дать возможность ублюдку получить звание, богатые земли, а главное жену из знатного рода, которой сам хотел бы обладать. Так пусть ему ничего не достанется!
Вполне в духе Боз Даган.
Мужчина посмотрел на спящую девушку: как она отреагирует, узнав, что он виновен в ее бедах? Оттолкнет? Естественно. Не станет слушать?
Так и он не станет ничего говорить — поздно оправдываться. Он виноват, а косвенно или прямо, частности, что ни для кого значения не имеют.
Счастье как призрак, привиделось Оррику и исчезло.
— Спасибо, Лексинант, что и говорить, твои сказки сразили меня наповал.
Одно радует, судя по вниманию короля к делу Де Ли, он не оставит Исвильду и судьба ее будет устроена волею Гая. А тот щедр на воздаяние и справедлив к незапятнавшим свою честь.
Значит, судьба Исвильды будет решена волей короля, а тот уж постарается пристроить знатную девушку. Останется позаботиться о ее безопасности, ну, и о безопасности Галиган, конечно. Куда теперь без него?
Орри рывком поднял Гарта и пока тот тер глаза спросонья, потребовал:
— Поклянись, что выполнишь мою просьбу.
— Ну.
— Не «ну», а поклянись!
— Ну, клянусь, — отмахнулся, желая вновь вернуться в горизонтальное положение и досмотреть сладкий сон, в котором первая красавица королевства Мауриссия Исбилд просит его взять ее в жены и признается в любви.
Орри отпустил друга и тот рухнул на лапник, но вместо сна — очнулся, сообразив, что только что поклялся неизвестно в чем.
— Чего надо-то? — сел, озадаченный.
— Ты не бросишь Исвильду и всеми силами позаботишься о ее безопасности, а так же присмотришь за Галиган. Ты поклялся, — ткнул в него пальцем Орри, напоминая, что клятва была дана — она нерушима.
— Не понял? Почему я должен заботиться о твоем брате и жене? Ты куда-то собрался?
— Пока нет, но все может быть.
— А можно без оговорок, но с объяснениями?
— Нет.
— Спасибо. Загадки с утра навевают мысль, что день превратиться в одну сплошную тайну, — вздохнул Гарт, потеряв всякий сон.
— Обещаю, он будет суетным и, возможно, кто-то из нас не доживет до заката. А тайн за гранью жизни всегда хватает, — бросил Лексинант.
— Как вы добры, — скривился Гарт, вставая.
— Общий подъем, — объявил Орри и пошел будить девушку.
Сел рядом с тоской и трепетом рассматривая малышку, такую безмятежную, трогательно-беззащитную во сне, что сердце сжалось от тоски и любви. Что с ней станет без него? Отталкнет ли, возненавидит, узнав, что он замешан в ее трагедии?
Вот и вся любовь, вот и все минуты счастья.
А впрочем, за все нужно платить и за это тоже. И когда она оттолкнет его, жить ему будет незачем. Потеря репутации, статуса, замка, да и жизни — пустяк по сравнению с одной, но самой невозможной, самой непереносимой потерей — сияния ее глаз, ее доверия, ее любви.
Нет, лучше сразу в руки палача и на виселицу, только б не видеть презрения и ненависти в глазах любимой.
— Ты была и ты любила меня, — прошептал, еле сдерживая невольные слезы сожаления. — Прости меня…
Исвильда открыла глаза от легкого прикосновения к ее щеке, увидела Орри и улыбнулась ему:
— Доброе утро.
Даган зажмурился на секунду: какое счастье слышать это незатейливое приветствие из уст любимой.
— Доброе, — подтвердил, хотя для него это утро скорее было злым.
— Пора?
— Пора, — повторил эхом, а взгляд не отрывался от лица девушки, стараясь запомнить ее как можно лучше. А впрочем, Орри итак никогда не забудет ее, как не забудет этих дней рядом с Исвильдой, что судьба по щедрости своей подарила ему.
— Что-то случилось? — озаботилась девушка, не заметив, а скорее почувствовав, что с Орри что-то неладно. Тот отвел взгляд: говорить сейчас сил не было и он малодушно промолчал, дав себе еще хотя бы час пусть видимого, но благополучия.
— Нужно ехать, — встал и помог ей подняться, обнял и зарылся в волосы лицом. `Еще один вдох, еще один выдох рядом с ней. Еще минута, час, сутки. Да простит меня Господь.
Настроение, конечно, было ни к черту и Орри молчал. Хмуро обозревал лесную чащу, стараясь не смотреть на товарищей, и все крепко прижимал к себе Исвильду, словно боялся, что это последние минуты близости, последний миг в его жизни, когда она еще рядом, еще его.
Исвильда молчала, но обеспокоенная его состоянием и каменным лицом, на котором лишь глаза, больные от печали, еще жили, еще мучились и мучили ее, то и дело пыталась завести разговор и выведать причину всех этих метаморфоз.
— Что с тобой?
— Ничего.
— Неправда. Я вижу, что-то серьезно угнетает тебя.
Не надо, прошу, не спрашивай, — взмолился Орри взглядом. Но тяни- не тяни, а трусливо бегать от трудностей, пусть таких ужасающих, он не привык. Вдохнул, припав губами к макушке Исвильды, и тихо прошептал:
— Я потребую развода.
А как иначе? Какое у него право оставаться ее мужем? Он предал, он виноват в смерти ее родителей и после оставаться мужем, пятнать своей репутацией? Нечестно. Подло.
Исвильда чуть с лошади не упала, услышав заявление Орри.
— Почему? Что я вам сделала мессир?
— Так нужно.
Нужно?
Кому? За что? Зачем?
Что он говорит?
Что за блажь или наоборот, это обдуманное решение?
Но, почему?
— Что я вам сделала мессир, за что вы так со мной? — прошептала, сраженная его желанием. В голове уже зрели вопросы и появлялись ответы: она не нужна Орри, она бесприданница, неуклюжая, некрасивая, трусливая, не может оставаться его женой. Женой благороднейшего человека, верного рыцаря, отважного воина, честного человека.