Чума в Бедрограде

Альфина и Корнел

Дмитрий Ройш молчал.

Головорез с серьгой, всё ещё недвусмысленно изображавший личную охрану Дмитрия Ройша, потянулся к пачке Виктора Дарьевича, самопроизвольно угостился импортной сигаретой — индокитайский сбор, июньский, молодые верхние листья. Виктор Дарьевич как можно дружелюбнее протянул ему следом и зажигалку тоже: дипломатия — это несложно, когда дефективные при оружии не лезут вперёд тебя со своими пистолетами.

Этих самых при оружии медленно обходил второй портовый головорез, который тавр.

Останавливался рядом с каждым, разглядывал, точно музейный экспонат какой. Демонстрация превосходства? Виктор Дарьевич ничего против не имел: он не воюет, ему армия не нужна. Он поговорить приехал.

—

А я уж было подумал, что всё недоброе, что могло с Сепгеем Борисовичем произойти, уже произошло и стремится закончиться. Но он же хороший человек со всеми вытекающими. Всё правильно сделал. Идиот проклятый, — мрачно ругнулся Дмитрий Ройш. — Ну и чего вы теперь от меня хотите?

Ох.

Неуютно было Виктору Дарьевичу от реакции Дмитрия Ройша.

Вот как в начале лета он не желал вникать, чего вдруг Дмитрию Ройшу приспичило оставаться без прописки на квартире у этого самого Сепгея Борисовича, так и сейчас не желал вникать, почему вдруг Дмитрий Ройш так погрустнел и стал выглядеть лет на десять старше.

— Да всё того же, — вздохнул Виктор Дарьевич, — понять, что это было. По Медкорпусу шныряют фаланги, копаются в подвигах некоего стажёра-лаборанта. Из-за требования закрыть отряд на карантин, заверенного печатью Сепгея Борисовича, и приглашения директору отряда встретиться с этим стажёром-лаборантом. Собственно, в прошлую пятницу на встречу вместо директора пришёл фаланга, поскольку директор по случайности знал, куда бежать ябедничать на Медкорпус. Пришёл — и с вами не увиделся, вы пропали. Начал разбираться — обнаружил много неприятных мелочей. В воскресенье вечером явился к нам, а мы и не знали, что ему ответить, — Виктор Дарьевич покачал головой. — Дмитрий, давайте честно. Моя гэбня хочет вас разобрать на донорские органы, поскольку вы устроили с этим карантином леший знает что и притащили к нам фаланг с официальным расследованием. Я хочу понять, как нам из этого расследования выпутаться без особых жертв, а потому не спешил бы вас ни на что разбирать. Расскажите, что, почему и зачем. Не для того, чтобы я мог определить вам меру наказания, а чтобы я мог понять, что мне дальше делать там, в Столице.

И это не считая того, промолчал Виктор Дарьевич, что вообще-то жуть как любопытно, из-за чего весь шум-то.

— Тестировать на одном несчастном Сепгее Борисовиче многочисленные ресурсы Когнитивной Части точно было не лучшим началом, — усмехнулся Дмитрий Ройш. — А что, собственно, вы можете мне предложить в обмен на увлекательный рассказ о том, как заманить фалангу? Ну, кроме угроз смертоубийством, которое вам же навредит больше, чем мне, и воззваний к совести, которая у меня, кажется, только что окончательно атрофировалась?

Хуже, чем вести деловые беседы, Виктор Дарьевич умел разве что торговаться.

С учётом того, что финансовые и иные средства всего Медкорпуса попали к нему в руки даже раньше диплома о высшем медицинском образовании, он как-то до сих пор не научился препираться, отказывать, сбивать цену.

Зачем, если можно просто заплатить (деньгами или не деньгами — не суть) побольше?

— А чего, собственно, вы хотите в обмен на информацию? — в тон Дмитрию Ройшу переспросил Виктор Дарьевич. — Я полагаю, ваше нынешнее положение не безоблачно. Вас, как минимум, ищут фаланги. Хотя от них вы, вероятно, укрылись в Порту, — Виктор Дарьевич уставился на тельняшку головореза с серьгой и вспомнил про чайку на вокзале. — Кстати, насчёт Порта: я бы вам не советовал там сейчас оставаться.

Головорез с серьгой посмотрел на Виктора Дарьевича с нескрываемым интересом.

Пришлось пояснить:

— Чайки в городе. Это может быть признаком много чего, но большинство вариаций на тему этого много чего — небезопасные вещи. Экология. Токсичный груз, какое-то серьёзное загрязнение морской воды, а то и…

—

Виктор как-тебя-там, — оборвал ход его мысли головорез с серьгой. — Давай так: ты своих стволов сейчас отправишь погулять вот вместе с ним, — ткнул пальцем в головореза-тавра. — Пущай в магазин сгоняют: бухнуть там, пожрать сообразят. Тут на втором этаже газовая горелка завалялась, на ней детишки твиревую кашу бодяжат. А мы втроём пока перетрём чего надо, ага? При шестёрках разговоры не разговаривают, смекаешь? А мы тебя не обидим, не ссы. У тебя ж табельный пистолетик есть? Есть. Ну вот и оставь, коли ссышь. По рукам?

Виктор Дарьевич опять протянул руку (молча) и посмотрел на своих людей (со значением). Наверное, они не очень довольны. Наверное, они иначе представляют себе операции по задержанию беглецов из Медкорпуса. Наверное, они полагают, что Виктор Дарьевич — заигравшийся самодур.

Зато совершенно точно, что Виктору Дарьевичу плевать, что они думают.

Как только его люди с тавром-головорезом скрылись за дверью, головорез с серьгой неожиданно светским тоном заявил:

— У вас отличные сигареты, Виктор Дарьевич. Традиционный рецепт южных индокитайских провинций? Верхние листья отшельникова куста, покупаете явно по сумасшедшей цене. Контрабандой через Порт дешевле, — подмигнул он Виктор Дарьевичу. — Угостите ещё одной, будьте любезны.

Тот решил пока не удивляться, достал из кармана пачку и развернулся к Дмитрию Ройшу.

— Вы на вопрос не ответили, — напомнил (в первую очередь — себе) Виктор Дарьевич. — Чего вы хотите в обмен на информацию?

Дмитрий Ройш внимательно осмотрел пачку самокруток, которую всё ещё сжимал в руке:

— Начнём с того, что нам нужно очень много денег, — и красноречиво перевёл взгляд на эксклюзивные индокитайские сигареты.

— Я бы соврал, если сказал бы, что не собирался вас подставлять, — Дмитрий Ройш забрался с ногами на подоконник заколоченного окна. — Собирался. Просто предположил, что вы же Медицинская гэбня, что вам стоит расплеваться с одним фалангой. Опять же, чего-нибудь да стоит, просто меньше, чем другим. Ну, мне так кажется. И ещё я бы соврал, если сказал бы, что с самого начала пришёл просить вас об одолжении с циничным планом в загашнике. Когда мы с вами, Виктор Дарьевич, беседовали о моём трудоустройстве, я крайне искренне полагал, что останусь в Медкорпусе надолго. Возможно, на всю жизнь. Но потом обстоятельства изменились.

Виктор Дарьевич не понаслышке знал: обстоятельства иногда меняются, а вместе с ними — цели и задачи. Для чего бы ни путешествовал в Бедроград Виктор Дарьевич, прямо сейчас его волновало только одно: как скоро будет готово ароматное нечто, над которым колдовал головорез с серьгой.

Головорез-тавр некоторое время назад занёс какие-то продукты и специи и смиренно удалился следить, как люди Виктора Дарьевича наматывают круги вокруг заброшенного здания. С тех пор головорез с серьгой не отходил от газовой горелки, а Виктор Дарьевич не отходил от головореза с серьгой.

Со своей гэбней, помешанной на правильной пище, нечасто видишь такое количество соли и перца.

— Я не знаю, в каких вы отношениях с Бедроградской гэбней — мне уже насрать, честно говоря. Наверное, в хороших. Неважно. Так сложилось, — Дмитрий Ройш покосился на головореза с серьгой, — что Университет — в плохих. Достаточно плохих, чтобы Бедроградская гэбня захотела его подставить. А я, соответственно, с Университетом — в достаточно хороших, чтобы мне не было жалко подставить вас — при всей благодарности — для того, чтобы Бедроградская гэбня не сумела подставить Университет. В общем, не пытайтесь это понять, но знайте, что всё — моё исчезновение, рандеву с директором отряда и закономерное явление фаланги — было выверено по часам в соответствии с моментом явления — не шибко легального, к слову — одного из голов Бедроградской гэбни в Медкорпус.