Чума в Бедрограде
Шрифт:
Например, интересно добыть дорогостоящих препаратов (часто наркотических, а то и просто наркоты), накачать кого-нибудь из приятелей и следить за изменениями как физиологического, так и психического характера.
После училища Виктор Дарьевич пошёл санитаром в больницу и студентом не-первого курса на медфак (выбил себе как-то экзамены), и запросы его более чем возросли.
Он столько всего заказывал из-за границы через знающих людей, что питался раз в два дня и у сокурсников, одевался с чужого плеча, разрешал себе выкурить сигарету целиком, не экономя, только после того, как закончит опыт или статью, — и вообще
До тех пор, пока за полгода до получения медфаковского диплома не стал вдруг головой Медицинской гэбни.
Его студенческие работы подкинул тогдашней Медицинской гэбне (без Рыжова, Камерного и Курлаева — даже вспоминать странно) один из преподавателей, когда-то работавший в Когнитивной Части.
Просто так, потому что счёл уместным.
А тогдашняя Медицинская гэбня (без Рыжова, Камерного и Курлаева, которые бы упёрлись рогами и никогда бы не пошли на такое; Рыжов и Камерный когда-то уже не пошли) сочла уместным через некоторое время предложить мальчику без диплома пятый уровень доступа.
У них был аврал, четвёртый голова вздумал в преклонном возрасте протестировать новые методы электросудорожной терапии на себе, и результат оказался неудовлетворительным (не методы и были), но всё же шаг со стороны гэбни получился неожиданный. Никто такого и вообразить не мог — особенно мальчик без диплома, который вообще-то ничего не воображал, а просто хотел увидеть-таки своими глазами Медкорпус, куда его вдруг пригласили скататься на выходные.
Мальчик без диплома приехал в Столицу самым дешёвым поездом, спал сидя, настрелял полпачки сигарет на вокзале, а до Медкорпуса шёл пешком, чтоб потом были деньги пообедать в чужом городе, где не к кому завернуть в гости. И это было скорее забавно, нежели неудобно.
Обедал и ужинал он, правда, тогда с Медицинской гэбней, а вот в Бедроград возвращался с приключениями: на обратный билет не хватало, пришлось просить мелочь у людей на вокзале.
А какой-то рьяный младший служащий, к которому он случайно сунулся, достал свой жетон двенадцатого уровня и захотел поговорить с попрошайкой в следственном отделении при Столичной гэбне. Когда при досмотре обнаружился новенький и блестящий жетон пятого уровня доступа, следственного отделения было уже не избежать: кто б поверил мальчику без диплома и денег на билет, что жетон настоящий?
Разобравшись, что таки да, настоящий, Столичная гэбня явилась в следственное отделение сама, всем составом.
Приносить извинения за доставленные неудобства лицу более высокого уровня доступа (у них тоже не хватило воображения представить, что Медицинская гэбня имеет право выдвигать свои кандидатуры при смене состава, что Медицинская гэбня захочет на место древнего именитого профессора мальчика без диплома и что Медицинская гэбня за два дня умудрится оформить бумаги, пока мальчик без диплома гуляет с экскурсией по Медкорпусу).
Мальчик без диплома вполуха выслушал ненужные ему извинения и попросил у Столичной гэбни добавить нужной ему мелочи на билет в Бедроград.
После истории с мелочью финансовые трудности в жизни Виктора Дарьевича закончились и до сих пор не собирались начинаться, но страстной любовью к деньгам он так и не проникся.
Выяснил, правда, что
Поезд остановился, в приоткрытое окно ворвался скромный по вокзальным меркам шум — ночь всё-таки, хоть и с пятницы на субботу.
Подхватив портфель, в котором покоился табельный пистолет, и проверив карманы с новейшими медикаментозными решениями любых проблем, Виктор Дарьевич вышел из купе, нахмурился на дежурного сопровождающего, чтобы тот собрал уже всех остальных и можно было спешить к Дмитрию Ройшу. А то ждут непонятно чего, не хотят выбираться вместе с остальными пассажирами. Наверное, это тоже конспирация. Но времени-то на неё нет, состав и так задержался на подъезде к городу. «Юбилей Первого Большого Переворота создаёт определённые трудности», — пожимал плечами проводник.
Определённые трудности были некстати.
Шанс прямо этой ночью увидеться с Дмитрием Ройшем не давал покоя Виктору Дарьевичу. Упустить его из-за накладок со временем было бы обидно.
Дежурный сопровождающий явно собирался возразить поспешности, но Виктор Дарьевич уже смекнул, как доносить до сведения людей при оружии своё мнение.
Молча и со значением, конечно.
Ну или просто со значением (Виктор Дарьевич надвинул конспиративную шляпу и выдал что-то вроде: «Быстро. Бегом, я сказал!»).
Что самое забавное, люди при оружии действительно стартовали бегом.
Виктор Дарьевич хмыкнул и поправился: «Быстрым шагом».
Люди при оружии подчинились.
Глупо, но как-то почти приятно. Через минуту посреди сырой, пахнущей обычной бедроградской погодой платформы Виктор Дарьевич тихо скомандовал: «Смирно», — и с восторгом закурил, стоя в окружении остолбеневших людей при оружии. Наверное, это было не слишком конспиративно, но Виктор Дарьевич не удержался. Если у тебя есть десять странных типов, которые так беспрекословно подчиняются любой ерунде, которую ты ляпнешь, не воспользоваться ситуацией невозможно.
Это Виктор Дарьевич ещё не стал отдавать приказ «догнать женщину в голубом и наговорить ей комплиментов, а потом пасть ниц и завыть» или там «немедленно изыскать способ покормить вот тут толстую чайку», а мог бы.
Стоп, чайка.
Чайка.
Виктор Дарьевич прищурился: чайка, чайка. Как так?
Сразу после Революции было принято решение по возможности избавить крупные города от дополнительных источников потенциальных эпидемий. Антисанитария, доставшаяся новому государству в наследство от Росской Конфедерации, поддавалась с трудом, но поддавалась. Бездомные кошки и собаки исчезли с улиц вместе с мусором, который начали собирать и обрабатывать принципиально иными методами. Когда методы были усовершенствованы, из городов пропали грызуны и птицы (специалисты из Европ до сих пор не верят, что такое вообще возможно, но действительно же пропали). Так можно легко отличить, где кончается цивилизация и начинается область, ызды и всякие там селенья, если дорожных знаков и лесов-полей почему-то недостаточно: за городом поют птицы, в городе нет. В парковых зонах ещё встречается какая-то живность, но чтоб вот прямо так, чайка на вокзале?