Чума в Бедрограде
Шрифт:
Возможно, это всё ароматы перца, но Виктор Дарьевич пока что не слишком хотел злиться на превращение Медкорпуса в поле чьи-то чужих битв. Ну мало ли, было выверено по часам. Ну мало ли, западня. Ну мало ли, на голову Бедроградской гэбни. Ну мало ли, с заманиванием фаланг (они всерьёз рассчитывали, что смогут не только заманить, но и дальше манипулировать фалангами в своих целях? Вот дефективные!). Ну мало ли, подставить одних и других, чтоб тебя не подставили третьи. Ну мало ли.
По сравнению с желанием поужинать с дальней дороги
Дмитрий Ройш методично докуривал эксклюзивные индокитайские сигареты:
— Хочется сказать что-нибудь ёмкое вроде «но, конечно, именно в Медкорпусе это произошло неслучайно», только я уже не знаю, случайно или нет. И с чего всё началось, не знаю. Скажем так: вся интрига так или иначе приводит к чуме. Которую Бедроградская гэбня хотела тихонько сотворить в Медкорпусе и выдать за университетскую, которую в итоге сделал для них я — ну, не только я, но ваше дружелюбие к соучастникам не располагает сообщать имена. Как было сказано выше, не пытайтесь это понять.
Опять «чуму», да что ж такое!
Дмитрий Ройш, конечно, по образованию не медик, но в Медкорпусе-то он хоть сколько-то проработал. И всё равно продолжает говорить на языке народных масс.
«Чума» — это уж больно расплывчато.
Любое инфекционное заболевание, от которого мрут, у народных масс «чума».
Это пошло с тёмных времён, когда на росской территории начала то и дело вспыхивать зараза, ныне именуемая степной чумой. Случилась неувязка: коренные жители степи хранили название болезни в тайне (как и все прочие знания о ней, как и свои несовершенные методы борьбы), а заинтересованные в экономических связях с росами европейцы издалека обозвали явление, как уж сумели. Не то и впрямь решили, что до росов докатился бич Европ (почему-то с другой стороны континента), не то всё дело было в деньгах: согласно какому-то средневековому европейскому соглашению, страна, в которой зафиксирована эпидемия чумы, была что-то там в перспективе должна всем остальным, с кем вела торговлю, — за риски.
На деле же болезнь, пришедшая из степи, имеет вирусную природу — в отличие от вызываемой бактериальным возбудителем европейской чумы. Но у росов это случайное название прижилось и в результате перекинулось едва ли не на всю карантинную группу.
Тоже в силу недоразумения: неискушённым в медицине росам о степной чуме было понятно лишь то, что она чрезвычайно легко передаётся и приводит к летальному исходу. Симптоматика же начальных стадий настолько вариативна, что без современного лабораторного анализа спутать можно вообще с чем угодно.
Современный лабораторный анализ может немало, а всероссийская медицина на голову переросла шпионящие теперь за Медкорпусом Европы, да только перед загадкой степной чумы и нынешние инфекционисты — всё те же неискушённые в медицине росы.
Потому что за все четыре вспышки, случившиеся после Революции, ни один живой заболевший так и не попал в Медкорпус.
Степная чума — жуткая штука, хоть и не чума она вовсе.
Всем прочим «чумам» до неё тем более далеко. А народные массы всё равно боятся, хоть им и внушают с отрядских лет,
Кстати.
— Эпидемии — это всё-таки к Рыжову, а не ко мне, — вновь засмотрелся на процесс приготовления пищи Виктор Дарьевич. — Но вам повезло, что по вашу душу приехал не он. Он бы душой не ограничился — в конце концов, ваши художества творились преимущественно у него в Инфекционной Части. Но в двух словах: что конкретно вы синтезировали? Чайки из Порта из-за этого ведь улетают?
— Как я и сказал, чуму. Водяную чуму, двоюродную племянницу степной.
Виктор Дарьевич медленно, очень медленно повернулся к Дмитрию Ройшу. Тот неубедительно скорчил торжественно-издевательскую рожу, но глаза его за стёклами очков оставались усталыми и немного злыми.
Бедроград рехнулся.
Шансы Виктора Дарьевича рехнуться вместе с Бедроградом стремительно росли. И нельзя сказать, что он был сильно против. Совсем не против.
Даже за.
— Я правильно понимаю, что когда вы говорите «племянницу», вы имеете в виду… — начал было Виктор Дарьевич, но тут перед самым его носом оказалась ароматная кастрюля с пышущей жаром смесью мяса, макарон и перца.
Как же давно Виктор Дарьевич не ел перца, а.
Головорез с серьгой театрально раскланялся и гаркнул:
— Паста по-портовому! Приятного аппетита!
(Если бы кто-нибудь попросил Виктора Дарьевича внятно объяснить, что было дальше, то Виктор Дарьевич пришёл бы в некоторое замешательство.
В науке и в криминалистике пользуются (несколько по-разному, но всё же) термином «аффект». Так вот к той беседе гораздо больше подходит термин «угар». То есть это, конечно, не термин, но Виктор Дарьевич начал всерьёз задумываться, что науке (его науке) данного термина ой как не хватает.
Потому что угар есть, а термина нет.)
— Едят мох и оскопляются сообразно псевдоимперским ритуалам? — ошалело переспрашивал Виктор Дарьевич.
— Ну да, — кивал Дмитрий Ройш.
— Леший, мох. Это же какой коктейль может быть в крови в результате, — рассуждал Виктор Дарьевич. — А недостаток солнечного света…
— Делает их уродами, — заявлял со всей категоричностью Дмитрий Ройш.
— И не только! Должно быть, все гормональные процессы… к лешему гормональные процессы! — перескакивал с одной мысли на другую Виктор Дарьевич. — Специфическая социализация тут даже интересней, потому что полностью изолированная группа в таких условиях…
— Окончательно свихнётся, — забегал вперёд Дмитрий Ройш.
— Да, но это же замечательно! — уточнял Виктор Дарьевич. — Я знаю, специализация не ваша, но только представьте… Хотя чего вам представлять, вы-то видели. Леший, как я вам завидую!
— Нашли чему. Они нас там чуть самих не оскопили, — возражал Дмитрий Ройш.
— Да, но это тем более замечательно! — возражал на возражения Виктор Дарьевич. — Групповая агрессия, коллективный экстаз. Возможно, даже коллективные галлюцинации?