Чума в Бедрограде
Шрифт:
Лицо третьего уровня доступа засияло так, будто у него в папочке не материалы расследования, а тонко раскатанный лист свежего дерьма.
Дерьмо и было.
В пятницу днём директору некоего столичного детского отряда пришла бумага из Инфекционной Части — с указанием закрыться на карантин. Этак с выходных этак на десять дней. Директору эти десять дней — та ещё катастрофа: двадцатого числа юбилей Первого Большого. Он, конечно, под Бедроградом проводится, но Детские Отряды Всей Страны Непременно Должны Принять Посильное Участие В Праздновании (и далее по скучному тексту диктора радио). А карантин — это ж никакого юбилея, это ж пустое место с номером отряда на торжественном общем сборе, это ж Столичная гэбня за несвоевременность карантинов потом без соли и перца директора сожрёт.
Директор бросился писать слезливые телеграммы, вопрошая, за что ему такое счастье — никто ж из детей вроде не болеет ничем.
Ему ответили: приходите завтра в Инфекционную Часть, поговорим.
Директор оказался подкованный.
Сообразил, что зовут его не к гэбне и даже не в канцелярию Инфекционной Части, а в какую-то комнатку при какой-то лаборатории, да ещё и подписываются частным лицом, Дмитрием Ройшем, без титулов и бюрократических званий. Ну и побежал жаловаться кому следует.
А кому следует жаловаться, этот директор знал потому, что в прошлом году уже имел конфликт с Медкорпусом.
Не карантин и вообще не Инфекционной Части дело, Дмитрию Ройшу о таком услышать было неоткуда: ребёнку из этого отряда собирались делать сложную экспериментальную операцию в Хирургической Части (прочие методы себя не оправдали), а отец воспротивился в последний момент. Решил, что лучше ребёнок гарантированно помрёт через пару месяцев, чем прямо сейчас подвергнется процедуре с неизвестным исходом. Бедный директор отряда тогда сам себе болячек нажил, занимаясь дипломатией. Медкорпус — это ж не врачи районной больницы: если пациент попал в Медкорпус, он сам уже ничего решать не может, в Медкорпусе лучше знают, что пациенту нужно, а что не нужно. Но отец был крикливый, грозился связями в Европах, где и так-то косо смотрят на всероссийскую систему воспитания детей. Ни алхимические печи им не по нраву, ни одни отцы в отсутствии матерей, ни отряды, где дети якобы оторванными от семьи живут. Европы бы эту историю проглотили с большим удовольствием, гвалт бы подняли — вот и пришлось директору спешно разбираться, кто может Медкорпусу требования предъявлять. Столичная гэбня не может, шестой уровень доступа против пятого.
Кто выше Столичной гэбни? Конечно, фаланги.
Конечно, фаланги с той историей разобрались.
Медицинская гэбня даже не в обиде: все эти крики про эксперименты на детях страсть как надоели. Нету, нету никаких экспериментов на детях! Есть одиннадцатый отряд города Бедрограда, подальше от Медкорпуса, где никто ни о чём не кричит. Маленькая, конечно, площадка, на такой всего, что хочется, не сделаешь, но зато тихая, мирная — и договорённость с Бедроградской гэбней на сей счёт была-таки заключена. Родной отряд Виктора Дарьевича, между прочим: сироты, отпрыски трудолюбивых специалистов всяких шибко выездных профессий и прочие неприкаянные. И все счастливы, и не надо никаких экспериментов на детях больше.
Директор же того отряда, которому назначили внезапный карантин, один раз наловчившись решать свои проблемы через фаланг, и в этот раз кинулся к ним — если не помогут, так хоть будут высокопоставленные свидетели, что отряд не по своей воле косит юбилейные мероприятия, а из-за какого-то Дмитрия Ройша из Инфекционной Части Медицинского Корпуса.
Какого-то Дмитрия Ройша.
Стажёра-лаборанта.
Не показывавшегося на рабочем месте неведомо сколько времени, но назначившего директору столичного отряда личную встречу в неофициальной обстановке (в тёмных закоулках, где одна сплошная шумная аппаратура и присесть перекурить негде).
И не явившегося на встречу.
Фаланга это точно знает, он сам вместо директора повидаться с Дмитрием Ройшем хотел.
Исполнительный и отзывчивый фаланга, не оставил простого гражданина в беде! А о том, что, никакая помощь простому гражданину бы не светила, если б не особая привязанность фаланг к Медкорпусу, давайте помолчим.
Фаланга, изложивший, наконец, свой повод для расследования на территории Медицинской гэбни, выглядел действительно счастливым человеком.
Медицинская гэбня, выслушав счастливого человека фалангу, напомнила ему, что расследование не расследование, а допрос головам гэбни пятого уровня доступа фаланга устраивать не может, ибо пятый уровень доступа к вертикали исполнительной власти не принадлежит, третьему уровню доступа не подчиняется и отвечает за свои действия перед Бюро Патентов и только перед Бюро Патентов.
Поэтому шёл бы третий уровень доступа расследовать дело Дмитрия Ройша, может, чего полезного нарасследует.
А Медицинская гэбня благодарит его за предоставленные сведения и желает всяческих удач.
Фаланга скуксился, но убрался.
Ночью с воскресенья на понедельник Медицинская гэбня не спала и не работала.
Ночью с воскресенья на понедельник Медицинская гэбня ругалась друг с другом.
Рыжов говорил: «В Инфекционной Части не место всяким проходимцам, это серьёзнейшие вещи, а не игрушки, поймаем недоумка — пойдёт на донорские органы». И Рыжов был в своём праве. Инфекционная Часть — его, он и так еле согласился пристроить Дмитрия Ройша по просьбе Виктора Дарьевича, а получилась такая дрянь.
Камерный поддакивал: «Он нас обманул, использовал в своих каких-то целях, а мы ведь ему помогли — так дела не делаются, он должен ответить за свои поступки». И Камерный тоже был в своём праве. Если тут кто и будет разбирать Дмитрия Ройша на органы, то именно он, кому ещё-то скальпелем махать.
Курлаев истерил: «Он нарочно нас подставил, этот карантин — бессмыслица, он чего-то хотел добиться от директора отряда, это какое-то грязное дело, а нам после него фаланг отваживать». И Курлаев — как ни прискорбно — был в своём праве. Вся бюрократия обычно на нём, ему больше всех впахивать придётся, чтоб фаланги отцепились.
Виктор же Дарьевич, засунув чувство вины перед гэбней поглубже и высунув здравый смысл повыше, осторожно возражал. Кулаками и скальпелями трясти без толку, бить и резать пока некого. А если б и было кого, всё же стоило бы сначала разобраться, грязное дело или не грязное.
Просто так подобные номера не выкидывают, тут должно быть объяснение.
Сначала объяснение, потом обвинение.
Потом, возможно, скальпель. Возможно, нет.
И с утра понедельника Медицинская гэбня сама начала разматывать клубок деяний Дмитрия Ройша.
Во-первых, он пропал.
Что уже нехорошо: человек с одними фальшивыми документами с некоторой вероятностью найдёт способ сделать другие фальшивые документы, — и ищи его на здоровье по всей стране.
Во-вторых, все эти запросы на материалы, аппаратуру и эксперименты были вовсе не от него, а от самых разных сотрудников Инфекционной Части, коим он по доброте душевной разрешил пользоваться своим именем для всяких подотчётных действий.
Так часто делают: кто свою очередь на какую-то редкую аппаратуру (например) израсходовал, тот клянчит у коллег их очередь, если им вдруг не горит. Но чтоб так много человек одним и тем же именем для прикрытия пользовались — это что-то новенькое.