Чума в Бедрограде
Шрифт:
И снова тонны бесполезной информации, создающей иллюзию ответа.
— Зовут его как?
— Дмитрий Ройш.
Дмитрий Ройш.
У Гошки есть несколько рабочих привычек. Например, представляться младшими служащими. А в качестве псевдонимов брать фамилии членов Революционного Комитета — те из них, которые неизвестны широким массам. Скворцов в учебниках записан как Скопцов, давешний Ивин, поивший коньяком девку с истфака, — как Твирин; в общем, хватало простора для потряхивания лично гошковским интеллектуальным багажом. Знали об этой привычке немногие. И если бы кто-то из этих немногих решил вдруг истаять в неизвестном направлении, лучшего способа поглумиться, кроме как оставить после себя след человека по фамилии Ройш, который в учебниках записан как Ройш, просто не придумать.
Если это прощальный подарочек Андрея, то он хотя бы весёлый. Подобная наглость не в его духе, но ведь и правда же — этот человек отличается повышенной обучаемостью.
Поводы не доверять ему всегда были — он ещё Колошме зарекомендовал себя как тот ещё скунс. Но Гошка на оные поводы плюнул: доверять — это требование к вакансии такое. И сейчас он предпочёл бы о возможном предательстве не думать. В конце концов, они друг друга прекрасно знают. Если предательство имело место и Андрей попадётся, он должен понимать, что ему придётся очень, очень несладко.
Не стоит топтать чужое доверие.
Особенно доверие Гошки.
Так что на нынешний вечер сводка такая: где Андрей, непонятно, но это не повод. Эпидемия уже запущена, останавливаться сейчас — испортить всё в любом случае. Раз уж план пришёл в действие, нужно быть последовательными и продолжать. Хорошо бы поставить Университет на место (то есть уничтожить, поскольку места им в Бедрограде нет) и хорошо бы, чтобы Андрей был в Бедроградской гэбне, когда это случится. Но если нет — что ж, значит, не судьба.
А сейчас надо развязать тавра, извиниться за оказанные неудобства, доехать до ближайшего безопасного телефона и провести с Социем и Бахтой фактическую синхронизацию. И обдумать, кто такой Дмитрий Ройш и существует ли он в природе.
Леший еби, опять думать.
День третий. Понедельник
События третьего дня вновь возвращают читателя в Бедроградский Государственный Университет, а потому не таят в себе решительно ничего неожиданного.
Кафедральное революционное чучело выступает в роли Метелина.
Погода ветреная. Переменная облачность.
Глава 4. Варианты решения типовых задач
Университет. Попельдопель
Дано:
— Дмитрий Ройш — это я, — изрёк Дима с лицом человека, выдающего страшную тайну. — Согласитесь, блистательная конспирация. С учётом того, что моей настоящей фамилией названа аж вакцина от чумы, я решил, что это как-то слишком броско и надо выбрать что-нибудь поскромнее, не привлекающее внимания.
Попельдопель не успел определиться, стоит ли на это заржать или покачать головой, как с языка уже слетело:
— Каждый второй спрашивал, не родственники ли вы, или таки каждый первый?
— Каждый, кто не боялся узнать страшную правду о наследии Ройшей, — пока Дима говорил, Попельдопель ещё раз внимательно изучил его облик на предмет ройшеватости и пришёл к выводу, что за страшную дезинформацию о наследии того можно было бы ещё раз посадить. Особенно за кричащие страшным дезинформирующим голосом бирюзовые подтяжки.
— Так я эмпирически выяснил, что, оказывается, в честь моего университетского друга назвали чувака, который сделал Революцию.
— В смысле? — не сообразил Попельдопель.
Дима, конечно, способен обозвать собственноручно сделанную иммунную сыворотку вакциной от чумы, но «не знал чуваков из Революционного Комитета и назвался для конспирации Ройшем» — это уже перебор, что для безграмотности, что для хорошей шутки.
— У меня было тяжёлое детство. Я никогда не учил Революцию, — сурово всхлипнув, пояснил конспиратор.
Сейчас (чтобы ничего не забыть и не перепутать) самое время вернуться бы к осмысленной беседе про эпидемии, расследования и дурацкую большую политику, но Попельдопеля зацепило.
— Так же не бывает! Или бывает… Но из отрядов не выпускают без зачёта по Революции. И вообще, подожди, тебе же уже — сколько? — лет тридцать!
— Двадцать девять, — Дима возмутился, — как Ройшу. И да, не выпускают, поэтому я сбежал.
— Вот оно что, — дошло вдруг до Попельдопеля, — так у тебя богатый опыт побегов из учреждений по принуждению к деятельности.
Дима серьёзно кивнул:
— Всё что угодно, лишь бы не трудиться.
— Попельдопель, ты ведёшься как первокурсник, — оторвался от важного дела собирания сруба из пробирок Гуанако, ещё один оживший покойник. — Он тебе прямо сейчас своими ройшами зубы заговаривает, лишь бы не трудиться. А у нас у всех чудовищно мало времени.
Время. Попельдопель поморщился.
Скорость распространения заражения в населённом пункте с таким-то количеством жителей в таком-то сезоне с учётом способа передачи инфекции — типовая задачка с госа для выпускников кафедры вирусологии, ничего сложного. То есть это на госе ничего сложного, в билете обычно какое-нибудь абстрактное село с сотней изб (абстрактные срубы из пробирок!) или промышленный городишко с одним консервным заводом, а вот на консультациях Попельдопель, завкаф этой самой вирусологии, иногда до вечера считал со своими выпускниками заражение по Бедрограду.
Досчитались.
— Ах да, трудиться, — Дима забрался в кресло с ногами. — Леший, с какой же стороны начать? В общем, ночью мне из Столицы позвонил Шапка и сказал, что, возможно, у нас в городе настоящая эпидемия.
— Ммм, — ответил Попельдопель. Высказыванию не хватало экспрессии, но он опять открыл рот раньше, чем успел определиться, должно ли это быть «эммм», «уммм» или «мэээ». — Подожди. Если Максим с гэбней перекрыли всё к лешему в подвале Ройша, то откуда взяться эпидемии?
Одна из пробирок в основании сруба угрожающе покачнулась.