Чума в Бедрограде
Шрифт:
Сложности, сложности.
Потому что за просто так в этом мире ничего не даётся.
— Говоришь, младший служащий? — тавр отвечал всё медленнее и медленнее, кажется, решая какую-то сложную таврскую морально-этическую дилемму. — Тебе хот’ рассказали, кого ты на самом деле ищешь?
Это интересный вопрос. Гошка вполне представлял, кого он ищет, и несколько хуже — кого предлагает Шапка.
Андрей был тепличным цветочком всея Бедроградской гэбни. Когда человек идёт на госслужбу сразу после отряда, в шестнадцать лет, он получает головокружительную карьеру и взамен теряет некоторые
Удивительно, когда человек настолько обучаем, готов слушать, соглашаться и принимать твои условия игры — и при этом настолько закрыт и, леший дери, испуган. Поди достучись и не сорвись в выламывание дверей.
Не сорвались. Гэбня может хорошо работать только тогда, когда полное взаимодоверие не означает полного взаимоконтроля. Каждый имеет право на свои личные дела, предпочтения и специализации, просто ответственность за них несут все вместе.
Никаких допросов внутри гэбни, никакой всей подноготной. Это и есть херово доверие. Без него ничего не будет. Если один пошёл и что-то сделал — это победа всей гэбни безотносительно личных заслуг. Если сделанное развалилось нахер — это проблема всей гэбни, и отвечает за неё вся гэбня. Приходит и исправляет, без укоров и поиска виноватых.
И да, когда Андрей это наконец-то понял и принял, лично у Гошки случился херов катарсис.
А когда выяснилось, что у Андрея хватает связей в Медкорпусе — что его чуть ли не в Медицинскую гэбню растили, но не сложилось, — естественным образом все соответствующие вопросы легли на него. И ни Гошке, ни Социю, ни Бахте не приходило в голову выяснять детали — как и Андрею не пришло бы в голову врать или умалчивать. Знали, под каким именем ездит, знали, к кому, знали последние сводки новостей относительно вируса. Цвет Андреевых ботинок и методы обольщения регистратуры — знания уже лишние, они никого не ебут.
На то и четыре головы у гэбни, чтобы они делили работу на четверых и не грузили остальных своей частью.
Так что вопрос Шапки был действительно интересным — в чисто академическом смысле. Даже любопытно, что знают об Андрее его контакты.
— Кого ищу? — Гошка как бы покопался в памяти. — Ильянова Андрея Витальевича, сотрудника Бедроградского Института Медицинских Исследований. Молод, рост чуть ниже среднего, волосы светло-русые, усы и борода. Фотокарточка имеется. Чем именно он в своём институте занимается, мне знать не положено. Я исполнитель.
Шапка посмотрел исподлобья.
— В заднице ты, исполнител’.
А уж ты-то в какой, тавр-вирусолог!
— Поясни.
— Не Ил’янов он и не из Института.
Значит, Андрей всё-таки не предельно параноидален. Шапка, конечно, не только физически внушителен — как-никак, именно он сделал вирус, — но для Андрея это могло бы и не быть поводом представляться настоящим именем.
Мысль об отсутствии предельной параноидальности в Бедроградской гэбне грела.
Гошка нахмурился и изобразил смятение чувств.
— Да что ты говоришь? А кто же?
— Голова Бедроградской гэбни. Не вру. Заказ, который я для него делал, рядовому институтскому и не снился, дорого.
Для того и делал в столичном Медкорпусе, чтобы бедроградские медицинские учреждения спали крепко и спокойно. И не только потому, что дорого.
Гошка помолчал, сокрушённо покачал головой и цыкнул зубом:
— Слушай, Шапка, лично я против тебя вообще ничего не имею. Мне сказали, что тавр и имеет шансы оказать сопротивление — я с оружием. А так ты, может, и нормальный мужик, не знаю. Но что меня послали искать аж голову гэбни? Какого хера я должен в это поверить?
— Какого хера я должен знат’, как власт’ работает? Видел один раз — не понравилос’. — Шапка тоже покачал головой. — Ты пришёл меня спрашиват’ про Андрея — я могу тебе рассказат’ про Андрея. Но кто он такой и чем занимается, тебе знат’ не положено, раз не сказали. Меня это должно волноват’?
— Я исполнитель, но это не означает, что у меня нет мозгов. Выкладывай всё.
— Сразу говорю: не знаю я, где Андрей. Можешь не верит’, доказыват’ нечем. Но не знаю. Вчера позвонил, сказал, что он в Столице и что надо говорит’. Приехал в Корпус, поговорил, дальше не знаю ничего.
Кажется, кто-то из присутствующих не вполне откровенен.
Какая жалость, что младший служащий Скворцов не может знать, что на деле это как раз Шапка послал Андрею телеграмму со срочным приглашением «поговорит’» — у него, мол, другой покупатель сыскался. Что напоминает о том, что стоило бы ему ещё разок врезать.
Только вконец зажравшиеся у гэбенной кормушки столичные вирусологи способны помыслить о том, чтобы вдруг перепродаться куда-то ещё в ответственный момент.
— И когда ты его в последний раз видел?
— Перерыв в полпятого. Мы закончили говорит’ минут за сорок до него. Точнее не помню.
И куда Андрей потом направился ты, конечно, знат’ не знаешь, таврское рыло.
— О чём же говорили?
— Ты не поймёшь.
Как-то не складывается беседа. Но человека таких габаритов — да в придачу ещё и тавра, обитающего под уютным крылом Медицинской гэбни, запугивать бессмысленно, остаётся только быть понятливым и сдержанно дружелюбным. Шапка не очень похож на того, кто сам стал бы закапывать Андрея, у него для таких закидонов слишком хорошая жизнь. А вот загадочный другой покупатель легко мог возжелать избавиться от конкуренции.
— Объясни на пальцах, — хмыкнул Гошка и тут же вспомнил о дополнительных узлах, держащих таврские руки, — фигурально выражаясь.
— Много объяснят’, — упрямо буркнул Шапка. — Андрей сделал заказ, я заказ выполнил. Андрей приехал говорит’ про другой заказ на основе этого.
Вот-те новость.
— Это как?
— Было сырьё. Из сырья первый заказ. Андрей хотел узнат’, возьмус’ ли я за второй из того же сырья.
У вируса было сырьё? Совсем новая новость. Гошка не углублялся в медицинские подробности и формулы — тем более что и не было формул, Шапка продал только образец, — но подобная информация не могла не прозвучать. Если вирус делался из чего-то, гэбне не помешало бы знать, из чего.