Чума в Бедрограде

Альфина и Корнел

— Мог он из патриотизма и прочего врачебного долга таки стукнуть своей гэбне, что мы хотим подпортить им чистоту эксперимента на нашей территории? — для вида вернулся к Андреевой легенде Соций.

Андрей сокрушённо покачал головой:

— Я уже ничего не знаю, ни-че-го. Но ловили-то меня фаланги, а не медики.

— Коноеды хуевы, — повторил свой коронный номер Бахта, которого всё это время продолжало потряхивать от злости.

Руки Гошки были сложены на груди в положении «мы не сдадимся, ебитесь», но смотрел он куда-то в пустоту, сосредоточенно и несколько неуверенно, если слово

«неуверенно» вообще можно применить к Гошке. Андрея терзало смутное предположение, что Гошке стыдно за ПН4, но слово «стыдно» ему тоже не очень-то подходило.

Хоть бы прикоснулся разок, последний бастион отчуждения.

— Расскажи уж нам тогда, — перехватил он взгляд Андрея, — кто такой Дмитрий Ройш.

Леший, леший, леший.

Столько сложностей, столько поводов для недоверия, разгрести их всей жизни не хватит.

— Я не знаю. Про Дмитрия Ройша меня расспрашивали всё это время, но не знаю, не знаю, не знаю я этого человека!

«Подозрение — сложно — не здесь», — быстро добавил Андрей обеими ногами одновременно — для Соция и Бахты. Третьей ноги у человеческого организма не предусмотрено, так что извини, бастион отчуждения.

Заметив Андреев манёвр, Гошка в очередной раз невесело усмехнулся, стряхнул с себя статичную позу и всё так же невесело протянул руку — покровительственно потрепать Андрея по голове.

Иногда он совсем такой же, как давешние самодовольные остолопы с автоматами, покупающиеся на тривиальное хлопанье глазками. Только это неважно, потому что —

— Без гэбни погано, — выдохнул неожиданно для себя Андрей.

А с гэбней так правильно и так спокойно, что все Дмитрии Ройши кажутся абсурдным сонным бредом, не имеющим ни малейшего отношения к реальности.

— И ведь непонятно, когда и на каких условиях тебя выпустят, — щёлкнул языком Соций, слишком быстро вернув Андрея к проблемам сегодняшнего дня.

— Выходим и через полчаса штурмуем резиденцию фаланг? — засмеялся Бахта.

— Хорошо бы, — очень честно ответил Андрей. — Хочу пострелять, сбить запах их табака и в своё такси.

— В ремонте оно, Бахта побил в приступе взбурлившего таврского гнева, — Гошка теперь держался вроде и как обычно, со стороны вообще не заметишь ничего странного, но гэбня — это не со стороны.

«Неправда — палево — месяцы несколько», — срочно уточнил ногой Бахта, который, как и Андрей, не любил шуток про поломки такси.

Так. Они без Андрея ездили на какое-то нечистое дело, да ещё и на его такси, которому теперь отстаиваться в гараже хотя бы пару месяцев?

Жизнь полна мелких пакостей и вечных «но», способных подпортить любое настроение.

Интересно, что за дело хоть было? Если бы Андрея таки выпустили в обозримом будущем, ему бы очень не хотелось страдать абы за что за неродным рулём. Но спросить нельзя — ногами подробностей не расскажешь, а кругом подглядывают и подслушивают.

Неужели так и не узнает? Хотя какая разница, ведь не выпустят же всё равно —

…не выпустят, не за что выпускать, незачем!

В тоске уставившись на подглядывающий зрачок, Андрей опять вспомнил, где подцепил эту идею для Бедроградского Инженерного Бюро — всё на той же поганой Колошме, когда бесконечно трахавшиеся

в камере 66563 и Савьюр весёлыми и по-дурацки счастливыми голосами обсуждали, что порнография на аудиозаписи антигуманна. 66563 бредил про возможные прибыли с распространения внутри госаппарата зафиксированного изображения сношений заключённого с тюремщиком, а Андрей, прослушивая как-то в очередной раз записи этих бесед, вдруг осознал, что у него как головы Бедроградской гэбни есть теперь на побегушках целый штат высококвалифицированных инженеров, радиотехников, оптиков и всех остальных. Понаделали столько аппаратуры, что даже фалангам досталось.

Леший с ними, с прибылями, но —

— Ну значит, пока без своего такси, — заявил он в пространство, всё ещё размышляя над степенью абсурдности пришедшей на ум затеи. — Но следует понимать, что это серьёзнейшая утрата, которая требует не только моральной, но и физической компенсации.

— Хочешь поотгрызать нам головы? — с сомнением осведомился Гошка.

Андрей посмотрел на него, одновременно посмеиваясь и сожалея, что гэбня всё-таки не умеет читать мысли друг друга, а потому приходится иногда говорить омерзительные пошлости:

— Головы — это слишком гуманно, — и быстрым движением переместился с дивана на пол, на колени.

Когда в помещении вдруг зазвучало давным-давно скинутое с конференц-стола местное радио, Андрей уже почти не был в состоянии воспринимать человеческую речь, тем более из шипящего радиоприёмника.

Всё-таки синхронизация — страшная штука, а право нейтрализации четвёртого — ещё страшнее, потому что трое на одного.

Радио со второй попытки всё же пробилось через приятно бессмысленный гул в голове:

— …а также табельное оружие гэбни города Бедрограда, личные вещи и жетон, удостоверяющий шестой уровень доступа к информации Зябликова Андрея Эдмундовича, ожидают владельцев в приёмной номер восемь на первом этаже.

Андрей потянулся, не слишком разобрав даже, чьё из гэбни города Бедрограда плечо служило ему сейчас такой удобной подушкой. И, наслаждаясь сонной ленью, подумал, что мёртвый 66563 был всё-таки очень неглуп для гражданского.

Глава 11. Разделяй и херачь

Бедроградская гэбня. Гошка

— В Бедрограде эпидемия чумы.

— Что?

— Мы запустили эпидемию в субботу, когда тебя не было. Слишком удачный момент подвернулся, никто не мог знать, что по твою душу придут фаланги.

Андрей ошарашенно захлопал глазами.

Бедроградская гэбня полным наконец-то составом сидела в одном из своих кабинетов — рабочем, с большим лакированным столом на четверых, книжными шкафами вдоль всех стен и живописным серым кирпичом соседнего здания за окном. С учётом того, как все перенервничали, сейчас было бы здраво рассесться в более приятной обстановке, но на круглые диванчики почему-то не тянуло.