Чума в Бедрограде
Шрифт:
— Травят своих?
Андрей распахнул глаза, вытянул шею, как будто такой цинизм со стороны Университета почему-то поразил его в самое сердце. Даже осел как-то, отобрав у Бахты бумажку и спешно пробежав её глазами. Верил в то, что университетские души ещё можно спасти, миленький?
Гошка и сам немного опешил, когда понял, что дом 33/2 по проспекту Объединённых Заводоводств заражён умышленно, заражён через канализацию и заражён не Бедроградской гэбней. Не потому даже, что сложно представить такую кошмарную жестокость и бесчеловечность Университета — это как раз легко; потому скорее, что за четыре
Ничего, бег полезен для здоровья.
— Университет — это кучка людей. Их гэбня — не нормальная гэбня, это просто четыре мужика, которым привалил подарочек от Хикеракли. Они не носят форму, у них нет синхронизации, их могло бы быть и трое, и пятеро. Они могут руководствоваться личными мотивами, они позволяют полуслужащим или тому же Ройшу вести свои дела. Понимаете? Это ублюдки, у которых травить своих легко мог решить кто-то один, сам, — Гошка снова усмехнулся — с уважением почти, иначе не вышло. — И этот кто-то — самый умный из них всех. Университет любит искать безболезненные решения, Университет любит выходить чистеньким. Это знаем мы, это знают фаланги, это их публичный образ. Заразить кого-то из университетских — вот тебе и предлог, под которым можно обнаружить эпидемию, и смертный приговор Бедроградской гэбне. Никто и никогда не поверит, что они сделали это сами. Хорошие, дорогие бляди, знающие цену своей репутации.
— Кто-то один? — с сомнением переспросил Андрей. — Кто?
Он сидел аккуратно, обхватив рукой запястье — волосы слегка растрёпаны, в глазах старшеотрядское желание всё услышать, понять и ничего не упустить. Тридцать лет мужику, а всё равно маленький.
Миленький.
— Да кто угодно. Любой из голов гэбни, любой из полуслужащих, Ройш…
— Ага, Дмитрий, — снова фыркнул Бахта. От него волнами исходил боевой азарт: на нас наехали, да, но они-то думают, что мы не догадались, они надеялись, что мы выгнали Андрея или что он застрял навечно, а Андрей — вот он, и мы их поймали, теперь держитесь.
Впадать в бессмысленную ярость неумно, умно сесть поудобнее и в кои-то веки подумать головой (печальная, но порой неизбежная необходимость).
Две гэбни одного и того же уровня доступа могут грызться сколько угодно — шансы того, что одна свалит другую, минимальны. Фаланги сделают всё, чтобы этого не случилось, фаланги тоже весельчаки. Бахта рассказывал, что у настоящих тавров с настоящей Южной Равнины была традиция: сидя на конях в ожидании битвы, они ели мелкие кусочки этого своего особого таврского хлеба из наседельных сумок. Вот примерно этим фаланги и занимаются: сидят, пялятся и жрут.
Университетской гэбни не должно быть, просто не должно — не на шестом уровне доступа. Они отобрали городские канализации, но у них постоянно не хватает людей чинить поломки. Их студенты продолжают жить на территории Бедроградской гэбни — и всё, что происходит со студентами за пределами университетских стен, оказывается на совести Бедроградской гэбни, если только Университету не возжаждется повозмущаться на сей счёт. Ну, мало ли, настроение такое у них сегодня.
Университетская гэбня как институт порочна в принципе, но ещё порочнее люди, из которых она состоит. Детишки, которых посадили туда просто так, сверху, широким жестом Хикеракли. Ни один из них не знает, что такое управлять, ни один из них не сделал ничего, чтобы своё место заслужить, зато сколько апломба. Охрович и Краснокаменный — самые ёбнутые из всех, они и убивали, и применяли насилие, но это-то ладно — неладно, что они совершенно непредсказуемы; по ним не Медицинская гэбня — по ним расстрел плачет. Базальд, Ларий Валерьевич — наоборот, самый спокойный и даже относительно компетентный, на нём всё держится, но он всё равно из этих же, жертва экспериментов, где и когда взорвётся — знать нельзя.
И ещё Молевич, Максим Аркадьевич. Решительный, но разумный, обладает лидерскими качествами — когда-то был главой той самой псевдо-недо-контрреволюционной террористической группировки, за которую посадили 66563 (отличный кадр для гэбни, не правда ли, наверняка замечательно пишет отчёты по идеологии за лето). Молевич — глава Университетской гэбни.
А у гэбни не должно быть главы, только головы.
А ещё у гэбни должна быть синхронизация и не должно быть слабых мест — на то и четыре головы, чтобы прикрывать друг другу жопы. Личных и частных слабых мест — уж точно. И если кто-то в какой-то гэбне считает иначе, однажды его может ожидать очень, очень интересное открытие.
В случае скандала с эпидемией (эпидемия чумы, кошмарные дела в городе Бедрограде!) фаланги потеряли бы возможность судить, рядить и дознаваться и попросту вышвырнули бы с шестого уровня менее важную гэбню — гэбню уродов и психов. Фаланги тоже перед кем-то отвечают, тоже боятся, они не могут допустить повторных эксцессов такого масштаба. И фаланги должны были бы наказать мгновенно — не того, кто виноват, а того, кого легче наказать, кого можно наказать быстро, у кого сомнительная репутация за плечами и только тень Хикеракли в поддержку.
Показательной эпидемии для фаланг не вышло, Университет перегнал?
Что ж, если доказать высоким уровням доступа фактическую некомпетентность Университетской гэбни нельзя, можно вспомнить про то, что она состоит из людей. Случайных людей, которых скрепляет только всё та же тень Хикеракли.
И если в Университете есть крыса — пусть Университет же крысу и ищет.
Они сами подкинули эту идею, за что им большое человеческое спасибо.
— Неважно, кто из них заразил 33/2, — хмыкнул Гошка. — Нам этого отсюда не узнать.
— Важно, — неожиданно твёрдо мотнул головой Соций. — Ты знаешь, как они работают. У всех со всеми такая нежная любовь, что разобраться, кто рулит, почти нереально. Зато если таки разобраться и рулевого снять — хуй они ещё хоть что-то смогут сделать.
Бахта покивал.
Правы они, правы, только из здания Бедроградской гэбни так близко не подберёшься. Тут нужно провоцировать, подбивать на первый шаг, смотреть, кто и как задёргается. Гошка открыл было рот, чтобы это поведать, но Андрей перебил его — подпрыгнул на стуле, размахивая ещё каким-то отчётом:
— Смотрите, Порт! Я же видел, видел же грузовик с тельняшками за рулём всего минутах в семи от медфака БГУ, но не подумал, конечно, а тут — смотрите! — Андрей бросил отчёт, метнулся к одному из шкафов, яростно принялся там что-то искать. — Портовые наркоманы недовольны, из Порта пропала кровавая твирь — подчистую, вся — и твиревая настойка. А на медфак БГУ из Порта ездят грузовики, это у тебя же в отчёте написано — да где она?
Опять у него белочка, какого хера! От белочки здравого и разумного Андрея становится невозможно воспринимать, он путается, не может закончить фразу, а фраза часто содержательная.