Чума в Бедрограде
Шрифт:
Студенты лежали ровными рядами и в основном спали, но стоило кому-то проснуться, как он начинал стонать или хотя бы шипеть сквозь зубы; самые везучие просто звали врача. Охрович и Краснокаменный даже не пытались скрывать, что участвуют в этом только потому, что им нравится смотреть на чужие страдания (грузовик с анестетиками, который они вели, загадочным образом ополовинился в пути). Попельдопель соизволил отвлечься на Ройша только через двадцать минут после прихода последнего, а на резонное замечание о том, что незачем изображать срочным дело, которое таковым не является, разразился очередной истерической тирадой, сводящейся к тому, что он, Попельдопель, не ценит и не намеревается ценить чужое время, когда своего не хватает. Ройш хотел подождать Диму и перекинуться с ним парой
Ситуация, в которой подобные меры являются единственно верными и возможными, поистине безысходна.
Ройш давно уже признался себе в том, что занялся историей именно потому, что все исторические деятели становятся в той или иной степени вымышленными, и поэтому не нужно думать о том, что и как им доводилось терпеть. Потому же он верил и в статистику: большие числа обесчеловечивают, и списки погибших и пропавших без вести, к примеру, совсем не страшно читать.
За последние двое суток Университет заказал: полторы сотни больничных коек в дополнение к уже имеющимся (из Порта); около полутысячи капельниц с запасными элементами (из Бедроградского Медицинского Института, находящегося в ведомстве Медицинской гэбни, на деньги гранта медицинского факультета); пять грузовиков анестетиков (из Порта, в долг под личную ответственность Сергея Корнеевича); более десяти грузовиков вспомогательных препаратов (из Порта, в долг под личную ответственность Сергея Корнеевича); более десяти грузовиков вспомогательных средств, как то — вату, халаты, бинты, разнообразную тару, перчатки, шприцы и т.п. (из Порта, в долг под личную ответственность Сергея Корнеевича); неизвестное количество нелегальной и дорогостоящей кровавой твири, настойки на твири (всё в долг, всё под личную ответственность); прочее.
Если бы Ройш не поддался на истерику Попельдопеля и не пришёл сегодня на медицинский факультет, большие числа сработали бы.
Сколько может продолжаться личная ответственность, пока Порт не вспомнит о своём постулируемом нейтралитете?
Портовое население анархично в быту и отрицательно настроено по отношению к любой власти; Портовая гэбня управляет ими только за счёт личного авторитета. Для людей с подобной ментальностью «власть» — больше красная тряпка, чем объект каких бы то ни было симпатий или хотя бы обязательств. Личный авторитет Сергея Корнеевича временно оказался сильнее презрения портового населения к головам любых гэбен (за исключением, по всей видимости, гэбни Портовой), но действие личного авторитета ограничено.
Хащинская районная больница.
В регистратуре сидела средних лет женщина в очках с золочёной оправой. Ройш свернул зонт и поприветствовал её, после чего представился. Женщина кивнула и посмотрела на него с вежливым недоумением.
— Насколько я понял, меня вызывали.
Женщина с несколько растерянным видом поискала фамилию Ройша в списках пациентов — не нашла, разумеется, но согласилась вызвать дежурного врача. Тот прибежал сразу, что неудивительно с учётом того, что он должен был ждать Ройша, чрезмерно экспрессивно схватил его за локоть и потащил по коридору. Ройш ожидал, что его проводят непосредственно в палату, однако дежурный врач, человек за пятьдесят, невысокого роста и с обширным брюшком, пригласил Ройша в кабинет и плотно закрыл за собой дверь. Ройш приставил зонт к стене, сел в предложенное кресло и осведомился —
КАКОГО ЛЕШЕГО МЫ ТРАТИМ ВРЕМЯ СКОРЕЕ
— что от него требуется.
Дежурный врач сел за стол, открыл журнал звонков, закрыл его и закурил папиросу. Несмотря на то, что Ройш привык к людям, курящим в помещении, он поморщился.
— Константин Константьевич, я позволю себе не спрашивать документов, вся страна знает вас в лицо. Ещё я позволю себе, скажем так, интимный вопрос. Какой у вас уровень доступа?
Этот вопрос в последние полгода представляется чрезвычайно популярным.
— Четырнадцатый, как и у любого сотрудника исторического факультета БГУ имени Набедренных.
Дежурный врач, кажется, не поверил, пожевал немного свою папиросу.
— Вы же не рядовой… вы внук хэра Ройша, вы должны иметь право на второй. Или нет? Скажем так, если бы у вас был второй, мне было бы проще.
— И тем не менее, у меня четырнадцатый.
Врач посмотрел в окно, решаясь на что-то. На лбу у него проступили капли пота.
— Даже если бы был второй, вы легко могли бы мне не говорить… да и, наверное, в таких случаях нужно исходить не из уровней доступа, — он стукнул по столу ладонью и посмотрел Ройшу в лицо. — Вашу девочку забрал Силовой Комитет.
Если Бровь забрал Силовой Комитет, значит, фаланги всё-таки вмешались в происходящее — и, по всей видимости, не на стороне Университета.
— Расскажите по порядку.
— Они велели мне молчать и отрицать звонок вам… или подсунуть какую-нибудь другую пациентку. Я не знаю, чем мне грозит разглашение этой информации.
Ройш помедлил.
— Как врач районной больницы города Хащины, вы подотчётны непосредственно Хащинской Ыздной и Медицинской гэбням, причём уровень доступа последней, разумеется, выше. Несмотря на то, что уровень доступа Силового Комитета ещё выше, он, в отличие от фаланг — исходя из того, что вы сами оперировали термином «Силовой Комитет», я предположу, что вам известны названия всех уровней управления, — не имеет над вами прямой юрисдикции. Если среди пришедших за девочкой людей не было лиц третьего уровня доступа, указание молчать не имеет юридической силы, — Ройш слегка кивнул самому себе. — Разумеется, на самом деле указание было, скорее всего, отдано неким фалангой, а представитель Силового Комитета вам его только передал. Но вы могли этого не знать. Иными словами, я не буду вам врать, что, рассказав мне о событиях, произошедших здесь, вы не совершите преступления, но максимум, что вам могут вменить — это халатность и преступное неведение. Да и этого возможно избежать. Здесь есть пространство для маневра.
Врач молчал, остолбенело созерцая Ройша. Возможно, ему требовались более убедительные аргументы.
— Не говоря уж о том, что акт разглашения всё равно уже произведён. Силовой Комитет обычно работает достаточно грубо, вы не можете быть единственным свидетелем. По большому счёту, — Ройш не стал вставать, но всё же слегка качнулся, — я могу распрощаться с вами и выяснить обстоятельства их появления у других работников больницы.
— Незачем мне угрожать, я и так согласен рассказать, — ответил врач, — просто не треплитесь об этом направо-налево. Несколько часов назад к нам поступила девочка — русые длинные волосы, серые глаза, одета в светло-синий свитер и джинсы, возраст — около двадцати…
— Девятнадцать. Вы описывали отличительные признаки по телефону, и я в достаточной степени уверен, что это действительно одна из моих студенток.
— Студенток? — врач хмыкнул, но не стал распространяться. — Как угодно. Её обнаружили на окраине Хащины, при ней не было документов или предметов, которые помогли бы её опознать. Тяжёлая черепно-мозговая травма, сломаны несколько рёбер, контузия головного мозга, потеря памяти. Девочку нашли на некотором расстоянии от проезжей части, но вполне вероятно, что она могла ходить, пока не потеряла сознание. Я бы предположил, что её сбило такси. Разумеется, мы немедленно положили её в стационар, взяли необходимые анализы и ввели обезболивающие. Когда девочка пришла в себя, мы пытались задавать ей вопросы — кто она такая, где учится, где работает, живёт ли в Хащине — однако она назвала только одно имя. Ваше.
— Верно. А я ответил, что у меня есть веские основания полагать, что это Брованна Шухер. Вы связались с её отцом?
Капли пота на лбу врача неожиданно выросли в размерах. Он истерически затушил папиросу и схватил следующую.
— Девочка была в крайне тяжёлом состоянии. Она требовала присутствия.
— Всей больницы?
— Ваше предположение было всего лишь предположением, я не мог на пустом месте… — врач вдруг уронил голову на ладонь. — Леший, паршивые оправдания. Нет, я не известил её отца, потому что… Константин Константьевич, вы хоть понимаете, кто вы такой?