Чума в Бедрограде
Шрифт:
Всё началось с Колошмы.
То есть до Колошмы тоже кое-что было — успешная служба ревизором в бедроградском отделении Медкорпуса, покровительство одного из голов Медицинской гэбни, какие-то туманные, но манящие перспективы. Потом, через несколько лет Андрей понял: его в Медицинскую гэбню и готовили, поэтому так настойчиво убеждали получить полноценное образование. Гениального медика из него бы не вышло, но как раз такие и без него имеются в Медицинской гэбне, нужен был толковый администратор.
Нашли другого, потому что Андрея в восемнадцать лет спешно повысили до гэбни Колошмы — фаланги захотели убрать его подальше от медиков, переориентировать на иной род деятельности. Самонадеянно полагать, что дело было лично в нём — совсем молодом служащем, только-только из отряда, но подающем масштабные надежды. Да нет, просто гадость Медицинской гэбне, просто грызня, в которой хороши все средства, даже банальное переманивание кадров.
А на Колошме был Юр Саввович, он же Начальник, он же Савьюр (невероятно остроумное прозвище для тюремщика, чьи заключённые заняты сбором наркотических трав). И, прослужив год в одной гэбне с ним, Андрей навсегда испоганил себе репутацию.
Савьюр ходил по краю — фактически правил колонией по своему разумению, называясь головой гэбни только ради приличия. Ему многое позволяли, ведь Колошма далеко, на Колошме всегда какие-то неприятности, Колошма важна для страны, но никто не хочет ей заниматься — а Савьюр занимался и вполне недурно, хотя больше половины его действий были небезупречны с точки зрения служебных инструкций. Одни смерти «раскаявшихся и раздавленных грузом вины» чего стоят.
Теперь, после многих лет службы в Бедроградской гэбне, больше всего в этих смертях Андрея смущало то, что Савьюр никогда не марал рук — просил охрану или вообще давал пистолет самим раскаявшимся. Гуманист, не поклонник насилия, тьфу.
Тот, кто ходит по краю, обязательно сорвётся, не может не.
С Савьюром это случилось прямо на глазах у Андрея — появился заключённый №66563, и их с Начальником Колошмы взаимодействие имело чудовищно скандальные последствия. Нарушено было всё, что можно нарушить, и узнал об этом — по слухам, но большего и не требуется, — едва ли не весь госаппарат.
Андрей тогда оказался в шатком положении, когда вся дальнейшая жизнь зависит от того, сумеешь ли ты правильно сориентироваться в обстоятельствах, которые не подождут и не дадут второго шанса. Андрею казалось, что он сумел: нелепую, скорее всего, действительно случайную — но кто бы в неё поверил! — смерть Савьюра взял на себя 66563, что было удобно во всех отношениях. Никого больше не беспокоило ни кто надоумил преданного охранника застрелить Начальника Колошмы, ни за что же сидит 66563, от бестолковости изначального обвинения которого слёзы на глаза наворачивались.
Над изначальным обвинением Андрей тоже поработал, превратил его в нечто более подходящее для пожизненного заключения, уже прописанного во всех документах. «Идеологическое руководство попыткой подрыва Первого Большого Переворота» звучало, конечно, громко, внушительно и крайне политично, только вот за всей этой мишурой отлично просматривалась совершеннейшая профессиональная беспомощность обвинителей. Идеологическое руководство — даже если бы оно действительно имело место в том случае, а не являлось фантазией Столичной гэбни, — доказать раз и навсегда невозможно, тут есть пространство для инсинуаций. А пожизненное заключение, раз уж к нему приговорили, должно иметь твёрдые основания.
Такими основаниями стали доселе неизвестные госаппарату (и даже самой Медицинской гэбне!) сведения о гормональных экспериментах по контролю над уровнем агрессии, кои в начале 50-х нелегально проводились над группой лиц, в дальнейшем состоявших в некоей контрреволюционной группировке. Связи 66563 с этими лицами, в отличие от связей его с террористами-подрывниками, в подтверждении не нуждались, так как оная группировка зародилась в студенческой среде истфака БГУ им. Набедренных, где и работал 66563 до заключения на Колошме.
Андрею оставалось только найти — или сфабриковать — подтверждение того, что 66563 был в курсе давних опытов по контролируемой агрессии и сознательно использовал гормонально и психически нестабильных людей для достижения своих антигосударственных целей. А его сомнительная причастность к попытке подрыва Первого Большого стала уже менее существенным вопросом, когда всплыла информация о студенческом контрреволюционном движении, медицинских предпосылках оного и роли во всём этом 66563.
Профессионализм и темпы Андрея оценили — его вызвало аж Бюро Патентов, поблагодарило за погашение одним махом нескольких, хоть и тесно переплетённых друг с другом скандалов, назначило на службу в Бедроградскую гэбню, но —
Всегда находятся какие-нибудь «но», способные всё испортить.
Бюро Патентов решило, что большинству из тех, кому по уровню доступа положено знать, что 66563 сидел на Колошме (публичная фигура, для народонаселения — и вовсе пропал в экспедиции на другом континенте), теперь стоит думать, что за Савьюра его расстреляли. Расстреливать на самом деле не собирались — 66563 согласился считаться виновным добровольно, а Бюро Патентов понимает всё.
Но история Начальника Колошмы должна была стать страшной сказкой для госслужащих, поэтому официально — всё плохо, все умерли, всех расстреляли.
Правдивая информация о 66563 была у Бюро Патентов, у Хикеракли с его вторым уровнем доступа за революционные заслуги, у фаланг, у перенабранной гэбни Колошмы и у Андрея, поскольку он продолжал заниматься изначальным обвинением 66563 после официального расстрела оного.
В общем, вскоре Андрей оказался в Бедроградской гэбне, не имевшей права знать, что мёртвый 66563 продолжает отбывать пожизненное заключение. Вроде бы ерунда, вроде бы и не входит это в компетенцию Бедроградской гэбни, но Андрею всё равно было не по себе. Хорошая, правильная синхронизация, нормальная, настоящая гэбня, а не пародия времён работы с Савьюром, — и государственная тайна, которую никак нельзя рассказать.
И ведь не расскажешь своей гэбне то, что знаешь, — получается нарушение фактической синхронизации. Расскажешь — выдашь информацию, не полагающуюся им по уровню доступа, им же самим за это потом прилететь может.
Безвыигрышная ситуация.
Тайна жгла и мешала, заставляла злиться на Бюро Патентов, сначала просто так, а потом и по делу: в семьдесят четвёртом году из-под земли выскочил Хикеракли и посадил в БГУ им. Набедренных собственную гэбню с таким же уровнем доступа, как у Бедроградской и Портовой. С апломбом заявил: последняя, мол, воля мёртвого 66563, вырастившего и выкормившего половину истфака, а он, Хикеракли, мёртвого 66563 одобрял и никак не может не поспособствовать исполнению последней воли.