Чувство льда
Шрифт:
– Нет, не может быть и не как-нибудь, – голос Андрея звучал очень четко и напряженно. – Мы с вами не сможем договориться. И вообще это не предмет договоренностей, неужели вы сами не понимаете?
– Но я хочу помочь… – бормотал гость.
– Я бы тоже искренне хотел помочь, от всей души хотел бы, но не таким способом, понимаете? Не таким! То, что вы предлагаете, – не метод решения проблемы. И проблема, позволю себе заметить, вообще не в этом. Вы наметили себе ложную цель, и, идя к этой цели, вы всех сделаете несчастными, в том числе меня и себя самого.
Кате стало скучно: опять эти разговоры про цели, методы и проблемы! Вечно одно и то же. Она-то думала, здесь что-то необычное, интересное, все-таки к Андрюше, как правило, приходят девицы и тетки, а тут – мужчина, но оказалась все та же нудятина. Она коротко постучала в дверь и вошла.
– Извини, Андрюша, я вас прерву, – она мило улыбнулась. – Буквально на секунду.
– Что случилось, Катюша?
Андрей посмотрел на нее как-то особенно, Катя даже не поняла, что такого было в его взгляде. Нет, не во взгляде, взгляд был самым обычным, а вот выражение лица показалось ей каким-то уж слишком многозначительным, будто, глядя на нее, он все еще продолжал молчаливый диалог со своим гостем. И гость тоже посмотрел на нее, но совсем иначе, со странной смесью любопытства и покорности судьбе. Ей пришло в голову, что так осужденный на смертную казнь смотрел бы на гильотину, если бы для него решили заранее провести ознакомительную экскурсию. Мол, вот она, красавица, смотри, любуйся, ты же никогда прежде ее не видел, час еще не настал, но настанет обязательно и уже совсем скоро.
Она поежилась под этими странными взглядами.
– Саша только что звонил, он резал овощи и сильно поранил палец. Он просил тебя быть осторожнее и сегодня ничего не резать.
– Хорошо, – улыбнулся Андрей, – я не буду резать.
– Это я к тому, – продолжала Катя, – что, если вы будете пить чай, я бы бутерброды сделала заранее, чтобы ты за нож не хватался. Сделать?
– Катюша, если мы надумаем попить чаю, я тебя позову на помощь, хорошо? Мы еще не закончили разговор…
– Саша сейчас у Тамары Леонидовны, они очень хотели бы, чтобы ты тоже приехал, ты давно их не навещал. Но я вижу, что ты занят, и я сказала, что приеду одна. Все-таки это твои тетя и бабушка, нужно оказывать им внимание. Так что, когда вы созреете для чая, меня уже может не быть дома.
– Спасибо тебе, Катюша. Не нужно бутербродов, не обращай на нас внимания, действуй по своему плану.
Она вежливо попрощалась, притворила за собой кухонную дверь и отправилась в комнату одеваться. Действуй по своему плану! Можно подумать, она умирает от желания в промозглый мартовский вечер вылезать из уютной нарядной трикотажной пижамки, одеваться, краситься, ловить машину и ехать к двум дурам-старухам, одна из которых – сущая змеина, а вторая – впавшая в детство сумасшедшая, и изображать там лубочно-родственные картинки с выставки. Дескать, семейные ценности превыше всего, но Андрюшенька так занят, так занят, просто ужас, а уж она, Катя, с преогромным удовольствием навестит его престарелых родственниц, посидит с ними за столом и поговорит о жизни и мировых проблемах. Можно подумать, это она сама себе такой план составила. Будь ее воля, она бы лежала на диване и смотрела телевизор, но Саша… Такой шанс выпадает редко: увидеться с Сашей без Андрея, без Сашиной жены и в неформальной обстановке, и упускать этот шанс было бы полным идиотизмом.
Надо правильно одеться. Правильно – значит так, как нравится Саше Филановскому, даже если, по Катиному мнению, это идет в ущерб ее внешности. Вспомнить бы, что ему сейчас нравится… На новогодней вечеринке у подавляющего большинства издательских дамочек в ушах были крохотные сережки-пуссетки, а на пальцах – тонюсенькие колечки из белого золота с едва различимыми бриллиантиками. Катя тогда здорово удивилась, ведь Новый год она всегда считала праздником, когда уместно одеваться ярко, броско и украшения надевать крупные, чтобы издалека было видно. Однако шеф издательства был строг, и все хотели ему угодить, вот и носили то, что ему нравится. Значит, на текущий исторический момент для Александра Владимировича эталоном изящества и признаком хорошего вкуса являются маленькие украшения из белого металла. Золота с бриллиантами у Кати нет, но есть серебро с фианитами. Пойдет. Неважно, сколько это стоит, важно, как выглядит.
Она быстро сделала макияж, накинула дубленку и выскочила на улицу. Хоть бы удалось машину побыстрее поймать. Завтра рабочий день, и вряд ли Саша засидится у своих тетушек-бабушек за полночь, вот и выйдет, что она заявится к Филановским, а через пять минут он соберется домой. И что ей, сидеть с этими двумя престарелыми калошами? Или уезжать вместе с ним? Нет, некрасиво, и все сразу догадаются, что она примчалась исключительно ради него.
С машиной Кате повезло, она и трех минут не простояла с вытянутой рукой, как нашелся частник, согласившийся ее подвезти. И с пробками повезло, в том смысле, что их не оказалось, и добралась она до Тверской на удивление быстро. Это показалось ей хорошим предзнаменованием: там, наверху, всё видят, а Андрей часто говорит, что, если ты идешь правильным путем, эти, которые наверху, тебе помогают. Значит, если ей сегодня помогают – она идет правильным путем и у нее все получится.
– Люба, ты помнишь тренера, у которого мы с Андрюхой катались в детской спортшколе?
Вопрос был неожиданным и потому отвлек Любовь Григорьевну от неприятных мыслей.
– Тренера? – Она наморщила лоб, пытаясь понять, о ком спрашивает Саша. – Боюсь, что нет.
– Ну Веру Борисовну! – продолжал настаивать он. – Неужели не помнишь? Такая симпатичная тетка, рыжая, ей тогда лет тридцать пять было или чуть меньше. Ну?
– Припоминаю, – осторожно ответила Любовь Григорьевна, – но смутно. А в чем дело? Почему я должна ее помнить?
На самом деле она эту тренершу абсолютно не помнила, но решила не сердить племянника. В учебно-тренировочной группе детской спортивной школы мальчики занимались с восьми лет, и к этому времени они были уже настолько самостоятельными, что на тренировки ездили одни, без Любы, так что если она и знакомилась с тренером, то лишь в тот момент, когда переводила их из платной детской группы в школу.
– Ты представляешь, оказывается, наша Нана до сих пор с ней общается!
– Ну и что? – Любови Григорьевне не удалось скрыть равнодушия, да она, собственно, и не особо старалась.
– Ну как что? Я хочу пригласить ее к нам на корпоративную вечеринку. Повидались бы, Андрюха тоже обрадуется, я уверен, и Нануська будет рада. Я даже знаешь что подумал? Пусть Вера Борисовна напишет воспоминания, она много интересного могла бы рассказать, у нас ведь совсем нет литературы об изнанке подготовки спортсменов. Об актерах есть, о шоу-бизнесе есть, а о спорте никто не пишет. Народу интересно, ведь по телевизору за наших вся страна болеет, а что там за кулисами – неизвестно. А ведь там уйма всякого любопытного, начиная от технологических вещей и заканчивая системой взаимоотношений. Нет, правда, пусть Вера Борисовна напишет, а я издам и гонорар ей хороший заплачу, ей не помешает, наверняка она стеснена в средствах.
– Сашенька, ну почему ты уверен, что все люди спят и видят, как бы им книжку написать и издать? Ты даже представить себе не можешь, что кому-то это совсем не интересно и не нужно. Ты – издатель, вот тебе и кажется, что твоя деятельность – самая для всех вожделенная сфера. И потом, далеко не каждый в принципе способен написать книгу.
– Глупости, – решительно оборвал ее Саша. – Написать может не каждый, а воспоминания есть у всех, причем интересные. Для этого и существуют литобработчики. У меня целая редакция сидит на жизнеописаниях, биографиях и мемуарах, сплошные литобработчики, они на этом руку набили. Автор только надиктовывает на диктофон в соответствии с вопросами опытного редактора, а остальное мы сами делаем. И между прочим, наши книги этой серии идут на «ура». Все, решено, я сейчас же позвоню Нане, спрошу телефон Веры и сам ее приглашу.