Чужие грехи
Шрифт:
Петръ Ивановичъ покачалъ головой.
— Она не согласится, въ раздумьи сказалъ онъ. — И кром того моя мать живетъ со мной на казенной квартир въ гимназіи… какъ-же вы будете у насъ жить… все-таки я холостой… это неловко…
Она подняла на него полные слезъ глаза.
— И вы не хотите взять меня къ себ? прошептала она съ кроткимъ укорбмъ въ голос.
Она показалась ему такою прекрасною, такою чистою въ эту минуту, что онъ невольно протянулъ ей об руки и въ волненіи проговорилъ:
— Что вы, что вы! Разв я говорю, что я не хочу васъ взять, милая моя!.. я говорю, что неудобно вамъ жить у меня… у холостого…
И вдругъ ему при этой фраз невольно вспомнились слова,
— Оля, тихо и не смло проговорилъ онъ, — вы могли-бы войдти въ мой домъ только какъ моя невста, какъ моя жена… Если-бы вы захотли…
У нея вырвалось изъ груди какое то слабое восклицаніе и она быстро, тайкомъ и словно пугливо сжала его руки, точно хотла сказать: «молчите, молчите!»
— Такъ какъ-же, Оля? спросилъ онъ по прежнему тихо, но боле твердо.
— Да, да! въ волненіи прошептала она. — О, если-бы вы знали, какъ я счастлива!.. Но… идите… идите… здсь нельзя говорить…
Она быстро поднялась съ мста, вся розовая, вся сіяющая. Она, казалось, боялась, что она не выдержитъ и тутъ-же при всхъ бросится въ его объятія.
— Идите… идите къ моей матери… скажите ей все! проговорила она, задыхающимся голосомъ. — О милый, я не знала сама, какъ я люблю васъ!..
Она уже скрылась изъ залы, а Петръ Ивановичъ, точно оглушенный, точно ослпленный, все еще стоялъ неподвижно на мст…
Петръ Ивановичъ шелъ изъ института, словно опьянвъ отъ счастія. Еще четверть часа тому назадъ ни онъ, ни Ольга даже и не подозрвали и не предчувствовали того, что съ ними случится въ это утро. «И какъ это я не догадывался, что я давно люблю ее! бормоталъ онъ съ улыбкой на лиц. — Раздумывалъ, за кого она выйдетъ, за свтскаго шелопая или за сластолюбиваго старца!.. Да разв я могъ-бы спокойно уступить ее кому-нибудь? Разв я не потому ходилъ сюда, что я не могу жить безъ нея?.. Вдь на меня тоска нападала, когда я хоть одинъ пріемный день пропускалъ и не видалъ этого дтскаго личика… И все-таки по обыкновенію нужно было подтолкнуть, навести на мысль, чтобы я понялъ это, чтобы объяснился… Самъ никогда ничего не пойму, ни на что не ршусь!.. Байбакъ, право, байбакъ!.. Милая, она тоже не понимала ясно, что любитъ меня. Какъ просвтлло это личико отъ счастья… точно переродилась она… И какъ объяснились… гд объяснились!.. Теперь скоре, скоре нужно хлопотать обо всемъ… Ну, вотъ и къ тихому пристанищу причалимъ и конецъ треволненіямъ. Что-жъ, и пора… и пора… чины тоже имемъ… ну, и на дорог стоимъ… все честь честью!» Онъ и смялся, и разсчитывалъ, и напвалъ что-то, направляясь домой. Онъ дошелъ почти до своего дома и вдругъ вернулся. «Нтъ, прежде пойду къ ея матери, проговорилъ онъ вслухъ. — Скорй нужно все покончить, все выяснить… А вдругъ Евгенія Александровна за-границей… Какъ быть тогда?.. Ну, что-жъ, къ господину Ивинскому обращусь… Не волкъ тоже, не състъ!»
Онъ, однако, засталъ госпожу Ивинскую дома. Его приняли. Евгенія Александровна, по обыкновенію, все еще цвтущая и нарядная, приняла его въ гостиной, прищурила глазки и спросила:
— Чмъ могу быть вамъ полезной?
Она держала себя съ достоинствомъ, немного чопорно, разыгрывая роль вліятельной женщины, привыкшей къ тому, что къ ней являются просители.
Рябушкинъ вжливо объяснилъ, кто онъ и отъ кого онъ пришелъ. Она какъ будто удивилась чему-то, — можетъ
— Я только что вернулась недавно изъ за-границы и еще не успла постить Олю… Я все больна посл этой страшной катастрофы… въ мои годы такіе удары не проходятъ даромъ…
Она какъ будто оправдывалась отъ какихъ-то невысказанныхъ ей обвиненій.
— Ну, вамъ еще рано говорить о своихъ годахъ, замтилъ съ любезною улыбкой Рябушкинъ, дйствительно залюбовавшись ея свжестью и здоровьемъ. — Вы кажетесь старшей сестрой своей дочери…
— Старшей… на двадцать лтъ? засмялась Евгенія Александровна и вдругъ перешла въ свой обычный задушевный, немного фамильярный, немного вульгарный тонъ:- Ахъ, нтъ, monsieur Рябушкинъ, молодость трудно сохранить, переживъ все то, что пережила я… Вы, конечно, не знаете всего, но если-бы разсказать, вы удивились-бы, какъ выдержали все это мои нервы!.. И еще Богъ знаетъ, что ждетъ впереди… Я немного неудачница!.. Теперь вотъ начнутся заботы объ Ол… Она едва-ли любитъ меня… мы мало знаемъ другъ друга… ее вооружили…
— Я и пришелъ собственно затмъ, чтобы переговорить съ вами о ней, осторожно перебилъ ее Рябушкинъ. — Вы знаете, что я по вол покойной княжны Олимпіады Платоновны завдую небольшими средствами и небольшимъ клочкомъ земли, оставленными вашей дочери княжной… Это заставляло меня не прерывать сношеній съ вашей дочерью… кром того я давно усплъ полюбить и ее, и покойнаго Евгенія, занимаясь ихъ образованіемъ… мн было жаль бросить забытую всми двочку…
— Благодарю васъ, что вы заботились о моей бдной двочк! быстро сказала Евгенія Александровна и протянула Рябушкину руку. — Я не могла заботиться о ней, какъ бы слдовало… мое здоровье было разстроено и кром того у меня другая семья… Ахъ, не вините меня за холодность… если-бы вы знали, вы-бы…
— Помилуйте, опять перебилъ ее Рябушкинъ, — я и не думаю обвинять васъ въ чемъ-нибудь. Напротивъ того, я пришелъ къ вамъ съ просьбой, какъ къ матери Ольги Владиміровны, какъ къ женщин, вполн понимающей, что значитъ любовь, что значитъ семейное счастіе…
Рябушкинъ совершенно не зналъ, какъ кончить начатую рчь. Такихъ объясненій съ барынями онъ никогда еще не велъ. У него точно что перехватило горло.
— Вы, конечно, желаете Ольг Владиміровн всего лучшаго, снова заговорилъ онъ черезъ минуту, — и, разумется, понимаете, что величайшее счастье для нея, если она можетъ устроиться… то есть выйдти замужъ… по любви, по страсти…
Онъ перевелъ духъ, ругая себя въ душ за неумхость, за неразвязность. На его лбу выступилъ даже потъ. Въ его голов шевелилась мысль, что никогда онъ не объяснялся такъ глупо и такъ неумло.
— Она влюбилась въ кого-нибудь? быстро спросила Евгенія Александровна и весело засмялась:- Дитя! Он въ институтахъ всегда воображаютъ, что въ кого-нибудь влюблены… въ учителя… въ швейцара…
— Нтъ… это не штука!.. она, то есть я… мы оба любимъ другъ друга, сказалъ Рябушкинъ, окончательно путаясь и запинаясь.
— А! она влюблена въ васъ! Поздравляю! У нея недурной вкусъ! сказала Евгенія Александровна и прищурилась, вглядываясь въ Петра Ивановича. — Но она еще совсмъ двочка!..
— Ей семнадцать лтъ, сказалъ Рябушкинъ.
— Семнадцать?.. Да, да!.. Ахъ, какъ идетъ время! какъ идетъ время! воскликнула Евгенія Александровна, качая головкой.
— Я пришелъ просить ея руки, разомъ закончилъ Петръ Ивановичъ, точно сваливая тяжелую ношу.
— Что-же… мой мужъ не откажется помочь ей въ приданомъ… у него есть связи и онъ можетъ дать и вамъ хорошее мсто, проговорила Евгенія Александровна въ раздумья.