Чужие грехи

Стояла теплая, чудесная весна…

Евгенія Александровна Хрюмина, пригртая теплыми лучами солнца, удобно угнздилась на мягкомъ кресл въ своемъ красиво обставленномъ, похожемъ на парижскую игрушку, будуар и не то мечтала, не то пробгала глазами страницы лежавшей у нея на колняхъ книги. Это была женщина лтъ двадцати семи, очень моложавая, съ хорошенькимъ личикомъ, съ густыми, затйливо причесанными блокурыми волосами, съ выхоленнымъ

тломъ, съ нкоторыми задатками къ излишней полнот. Въ выраженіи ея лица было что-то дтское, неосмысленное, что-то говорившее, что она любитъ и понжиться, и покапризничать, и утшаться разными милыми побрякушками и изящными ненужностями. Этихъ побрякушекъ и ненужностей была цлая масса и на ней самой, и въ ея будуар: красивыя кольца на розовыхъ пальчикахъ, затйливые банты въ вьющихся волосахъ, причудливый воротничекъ около полуоткрытой спереди, точно выточенной шеи, десятки фарфоровыхъ и хрустальныхъ куколокъ и флаконовъ на столикахъ и этажеркахъ; все это сразу обличало вкусы хозяйки. Вс эти ненужныя тряпочки и дешевыя статуэтки придавали и ей, и ея будуару изысканный видъ и если не говорили о богатств, то все таки намекали на стремленіе къ щегольству, къ вншнему лоску.

Въ комнат было тепло, уютно; яркіе лучи весенняго солнца играли на полу, на стнахъ; изъ открытаго окна долетали звуки чириканья воробьевъ, воркованія голубей; неподалеку слышалась монотонная, тоскливая псня штукатура. Отрывки какихъ то смутныхъ думъ пролетали въ голов молодой женщины. Вотъ скоро начнется и знойное лто; въ город станетъ пыльно и душно; вс разъдутся по дачамъ. Удастся ли ей хать на дачу? Мужъ опять начнетъ толковать о недостаточности ихъ средствъ, о необходимости экономіи. Какая это несносная псня! А жить лтомъ въ город такъ скучно, такъ тоскливо! Когда же кончится, когда измнится эта монотонная жизнь съ вчными заботами о грошахъ, съ вчными толками объ экономіи, съ вчными мелкими семейными дрязгами, попреками, наставленіями? Все это такъ надоло, такъ надоло!

Грустныя думы Евгеніи Александровны были внезапно нарушены топотомъ дтскихъ ногъ. Въ ея комнату быстро вошли дти — мальчикъ и двочка, ухватившіеся за руки молодого, невысокаго ростомъ, очень красиваго брюнета, съ яркими, полными губами, съ тонкими, подвижными ноздрями, съ глубокими срыми глазами, съ мягкой улыбкой, съ необычайно легкой, какъ бы осторожной поступью.

— А, это вы, Мишель! лниво пвучимъ голосомъ проговорила Евгенія Александровна и ея лицо озарилось привтливою улыбкой.

Дти, между тмъ, наперебой говорили гостю о картинкахъ, о книжкахъ, объ игрушкахъ, не выпуская его рукъ изъ своихъ рученокъ. Они были прелестны въ своемъ дтскомъ оживленіи.

— Хорошо, хорошо, привезу! отвчалъ имъ молодой человкъ, стараясь отдлаться отъ нихъ, и въ его голос послышалась не то торопливость, не то досада.

— Ты мн, Миша, сдлай трехугольную шляпу съ перомъ, чтобы я былъ генераломъ, приставалъ къ нему мальчуганъ.

— А мн нарисуй и выржи куклу, твердила двочка.

— Да, да, посл! отвтилъ еще поспшне молодой человкъ и обратился къ хозяйк, понизивъ голосъ и говоря по французски:- Удали ихъ!

Евгенія Александровна лниво подняла на него недоумвающій, вопросительный взглядъ и сказала дтямъ:

— Ступайте къ нян! Вамъ пора завтракать.

— А Миша? спросили дти.

— Миша посидитъ здсь, покуда вы завтракаете. Идите! отвтила мать.

— Мама, ты его не отпускай! Пусть онъ мн шляпу длаетъ, приставалъ мальчикъ.

— А мн куклу! настаивала двочка.

— Хорошо, хорошо, идите! проговорилъ молодой человкъ, кусая отъ нетерпнія губы.

Его волненіе, его блдность, его тревожный тонъ не ускользнули отъ вниманія Евгеніи Александровны и, какъ только удалились дти, она спросила его:

— Что случилось?

— Я сейчасъ видлъ твоего мужа!

Онъ произнесъ эти слова какимъ то торопливымъ, тревожнымъ шопотомъ. Евгенія Александровна съ испугомъ подняла на гостя свои широко раскрывшіеся голубые глаза и съ ея красиваго лица вдругъ сбжалъ румянецъ.

— Мужа?.. Владиміра? почти вскрикнула она. — Нтъ, не можетъ быть! Ты ошибся… ошибся… Владиміръ прідетъ еще черезъ мсяцъ… онъ писалъ… Евгенія Александровна съ усиліемъ перевела духъ. — Ахъ, какъ ты напугалъ меня, Мишель… И какъ это теб пришло въ голову! проговорила она со вздохомъ.

Она быстро поднялась съ мста, уронивъ на коверъ книгу, и провела рукой по лбу, точно ей что-то сдавливало голову.

— Да я же теб говорю, что я его видлъ, настойчивымъ тономъ возразилъ молодой человкъ. — Онъ пріхалъ на пароход… теперь онъ въ таможн… я примчался предупредить тебя… еще полчаса, часъ — и онъ будетъ здсь…

Она уже ходила въ волненіи по комнат, сжимая болзненно свои руки. Ея подвижное лицо приняло выраженіе безпомощности и отчаянья. Сомнваться въ томъ, что мужъ дйствительно пріхалъ, было уже невозможно.

— Боже мой, что же я буду длать? Что длать? торопливо говорила она и въ ея мягкомъ, нсколько дтскомъ, похожемъ на щебетаніе птички голос слышались слезы. — Я не могу, я не хочу съ нимъ жить… Нтъ, я уйду, сейчасъ уйду…

— Но паспортъ? У тебя нтъ паспорта. Надо подождать, объясниться, совтовалъ молодой человкъ, волнуясь не мене, чмъ она.

— Объясниться! Не могу, не могу!.. Ты знаешь его! Насмшки, сарказмы, презрніе! О, я готова бжать, куда угодно, только бы не видать этого ядовито улыбающагося лица, не слыхать этого высокомрнаго тона, этого шипящаго голоса! Возьми меня къ себ, увези, длай, что хочешь, но спаси меня! уже со слезами говорила она и съ дтской мольбой сжала свои руки.

— Но безъ паспорта же нельзя! Не можешь же ты бросить дочь и сына, не объяснившись съ мужемъ! торопливо говорилъ молодой человкъ, стараясь убдить ее.

— Онъ меня убьетъ, онъ меня опозоритъ! восклицала она, рыдая. — И какъ это все случилось?.. Писалъ, что прідетъ не скоро, и вдругъ…

— Другъ мой, успокойся!.. проговорилъ молодой человкъ. — Соберись съ силами! Объясненія не миновать… Этого нужно было ожидать!..

Онъ горячо убждалъ ее, но по тону его голоса было слышно, что онъ не мене ея боялся предстоящихъ объясненій, сценъ и непріятностей. Казалось, что и самъ онъ тотовъ бы былъ убжать отсюда, провалиться на время сквозь землю.