Чужое небо
Шрифт:
Величайший убийца столетия, внушающий оправданный ужас всем, кто был посвящен в его существование, боялся врачей до зубной дрожи, до слез, до унизительных молитв.
Она не хотела снова оживлять его кошмар, не хотела снова погружать его в тот ад, зная, что именно ей придется потом возвращать его назад. Потому что никто другой не возьмется, потому что Солдат в слепом ужасе растерзает любого, кто попытается.
Бригады еще не было в операционной, центральная лампа была отключена, отбрасывая тень, и Баки сидел на столе, тщетно пытаясь совладать с защитным окоченением. Она долго представляла себе, как это будет, долго прокручивала
В конце концов, дав себе очередное молчаливое согласие гореть в аду за все свершенное, она сдвинула маску под подбородок. Баки посмотрел на нее, силясь изобразить на восковом лице удивление, и она прильнула к нему ближе, осторожно тронув изоляцию на металлической культе.
– Ты веришь мне? – она спросила тихо, избегая посмотреть в глаза.
– Только тебе и верю, - ответил Баки с некоторой заминкой, несмотря на все старания так и не сумев подавить дрожь, когда тонкие пальцы в перчатках скользнули к катетеру на правой руке и разгладили фиксирующий пластырь.
Поднеся шприц к порту, она лишь тогда нашла в себе силы поднять взгляд, вслепую вогнав обнаженную иглу и так же слепо, медленным выверенным движением надавив на поршень. Её внутренний секундомер уже отсчитывал секунды по колотящемуся в груди сердцу.
Раз. Два. Три…
– Я клянусь тебе, родной, все будет хорошо. Вам не будет больно. Ни тебе, ни ему.
Семь, восемь…
Она привлекла его к себе сильнее, не давая крениться под действием препарата.
– Желание, - зашептала она на забытом, но все таком же идеальном русском, удерживая его голову у своего плеча. – Ржавый, семнадцать, рассвет…
Единственная рука Баки спазмически сжалась вокруг ее талии, до боли, едва не до хруста, то ли в попытке остановить, то ли удержать себя самого на границе сознания, у черты невозврата между двумя сущностями, вынужденными сосуществовать в одном теле.
– Печь. Девять. Добросердечный…
Несмотря на парализующее действие препарата, Баки крупно тряхнуло, выгнув в пояснице.
– Возвращение на Родину. Один… - извернувшись в конвульсивной хватке, она обхватила его обеими руками, всем телом прижав к себе, и договорила. – Товарный вагон.
Она не видела его глаз, но знала, как должен был измениться его взгляд, из горящего агонического превратившись в мутный, словно подернутый ледяной изморозью. Дрожь под руками быстро сменилась стылой неподвижностью.
Отстранившись лишь затем, чтобы выполнить еще одно необходимое условие, она посмотрела ему в лицо и чуть дрогнувшим голосом отчеканила последнюю фразу кода, которую не счел значимой в свое время Земо.
– Доброе утро, Солдат.
И раньше, чем он смог бы убедить ее в беспрекословном повиновении, продолжила:
– Спи, Солдат, - она отдала приказ ровным голосом, весом своего тела толкая его лечь. – Засыпай. С тобой все будет хорошо.
Баки боялся пробуждения Солдата в разгар операции, но он никогда не допускал мысли, что его можно было пробудить до ее начала, в спокойной обстановке подчинить его, отдать ему приказ не сопротивляться. Не только не сопротивляться, но и забрать на себя весь страх. Солдату страх был неведом, Солдат не ассоциировал страх с обстановкой операционной и бригадой толпящихся вокруг людей в белом. Солдат беспрекословно исполнял любые приказы.
– Спи, любимый, - она провела пальцами по разметавшимся в беспорядке волосам и
Две молоденькие смуглолицые медсестрички и медбрат опасливо заглянули в дверной проем операционной, лишь чтобы удостовериться, что в их услугах не нуждаются, наряду с услугами анестезиолога, которого вообще не приглашали. Пациент уже был распластан по столу, к его единственной руке тянулись сразу несколько трубок, на нее же был надет манжет тонометра, уже подающего сигналы к монитору. Изо рта торчала аккуратно крепленная на пластырь трубка интубации, рядом стоящий аппарат выдавал показатели. Его длинные волосы, на стрижке которых безуспешно настаивали перед операцией, были убраны в шапочку. Верхние лампы ярко освещали поблескивающее на шрамированном стыке с металлом операционное поле.
Оглянувшись на стену, где скрывались замаскированные микрофоны интеркома, она внутренне приказала себе собраться и произнесла вслух ровным голосом:
– Все готово. Можно начинать.
И только после этого в операционной появились посторонние и развернулась бурная деятельность.
Баки и Солдат спали, наверняка мучимые кошмарами, но, по крайней мере, не реальными, происходящими не здесь и не сейчас, на острие скальпеля в руке хирурга. С ожившими демонами подсознания они обязательно разберутся, но позже.
Баки или Солдат… Кто бы из них ни вышел из-под наркоза первым, это не должно было произойти в реанимации, в окружении немилосердно пищащей аппаратуры. Ни Баки, ни уж тем более Солдат, не должны были застать рядом с собой никого постороннего.
Медики, привыкшие к незыблемому соблюдению ряда правил, пытались возражать, но не так чтобы очень сильно.
– Вы уверены?..
– Я справлюсь, - она кивнула и, лишь из вежливости выждав секунду, закрыла дверь за темнокожим хирургом с проседью в курчавых волосах. Не реанимации, не палаты интенсивной терапии, а дверь их общей на двоих комнаты в жилом секторе, и оглянулась на совершенно обычную двуспальную кровать, у которой прямо сейчас из необычных предметов возвышалась только капельная стойка. Освобожденный ото всех приборов, Баки лежал на подушках, его грудь едва заметно поднималась и опускалась в такт самостоятельному неглубокому дыханию.
«Всегда справлялась», - подумала она про себя, мимо воли снова окунаясь в де жа вю.
Тогда, в 45-ом, она тоже была одна. Тогда еще слабая, без сыворотки в венах, она выставляла охрану за порог и проводила бессонные ночи один на один с агонизирующей в судорогах грудой мышц.
Она выдержала тогда, выдержит и сейчас. Обезумевшего от страха перед грядущим наркозным бредом Баки или буйствующего Солдата… Она примет любого. И ни к одному из них не подпустит чужака.
Новая рука, до плеча прикрытая одеялом, отливала бликами в тусклом свете. Лишенная подвижности, пока в той же мере безжизненная, как и кусок обычного железа, она уже формировала идеальный контур бицепса взамен обрывающейся пустотой культи. Новая рука, сулящая бессонные ночи и ряд пустеющих с рекордной скоростью баночек с анальгетиками на прикроватной тумбочке. Она определённо стоила кошмара, через который оба они проходили и который еще не закончился.