Цитадель тамплиеров
Шрифт:
— А со мною он не желает поговорить?! — тряхнул брыльями патриарх.
— Как он выглядит? — спросил великий провизор.
— Он просил передать вам вот это.
Д’Амьен взял кусок ткани и, улыбнувшись, сказал:
— Этого человека я жду. Ваше величество, господа, мне предстоит короткий конфиденциальный разговор, результатом которого могут стать большие решения.
— Какие тайны от нас? — мрачно поинтересовался Конрад.
— Временные, — нашелся великий провизор, — зовите его, Султье, зовите.
В маленькую комнату возле тронной залы ввели запыленного, изможденного человека, он бросился на колени перед д’Амьеном.
— Ладно, ладно, — пробормотал тот, — лучше рассказывайте, Гуле.
— Монастырь ордена святого Лазаря на берегу Мертвого моря.
— Это точно?
— Деньги сделали свое.
— Но он, насколько я понимаю, жив?
— Именно так, мессир. Мы сумели подкупить внешнюю охрану. Но он в тюрьме за двойными стенами, а там сменили всю стражу. Теперь в карауле там прокаженные рыцари. Они равнодушны к деньгам.
— К маленьким, вероятно. А дать им большие?
— Прошу прощения, мессир, боюсь, и очень большие деньги там не помогут. За это дело рыцарей выгонят из ордена, а то и повесят. Такое бывало.
Д’Амьен покусывал верхнюю губу.
— Что предлагаете?
— Все сделать быстро. Отправить пару десятков умелых людей с оружием. Ночью внешняя охрана даст себя связать и избить, шум сперва не поднимет. Ворота внутренней тюрьмы нетрудно взломать, это я выяснял. В суматохе его и прикончат. Повезет — успеют и ускакать.
— Ты берешься найти таких удальцов? И возглавишь?
— Найду, мессир. Но вы знаете мои условия, мессир.
Великий провизор махнул рукой.
— Да, все получишь. Но надо спешить, Гуле, надо спешить. Я рассчитываю на тебя. От тебя сейчас многое зависит.
Д’Амьен подошел к ящику, стоявшему на подоконнике, открыл его длинным ключом и вынул оттуда вышитый бисером кошель.
— Если что будет не так, я строго взыщу.
Гуле кивнул, перекрестился, прижал кошель к груди и, пятясь, выскользнул за порог.
Появление великого провизора — графа д’Амьена в тронной зале было встречено внимательными взглядами. На его птичьем лице трудно было что-то прочесть.
— Не томите нас, граф, — сказал патриарх. — О чем вы договорились с вашим секретным человеком?
— Погодите, Ваше святейшество. Маркиз, насколько я знаю, часть выборных находится в вашем лагере.
— Ровно половина, вторая — в лагере Раймунда.
— Боюсь, с ними придется проститься.
— Почему вы так решили?
— Я уверен, что граф Раймунд заранее распорядился слушать только его приказы.
— Весьма возможно, — нахмурился Конрад. — Но главный вопрос — когда выступаем?
— Послезавтра утром. Когда убедимся, что наша игра стоит свеч.
— Опять проклятые тайны! — не выдержал патриарх, побагровев от злости.
— У меня есть основания держать кое-что при себе, — парировал д’Амьен. — Что случилось с графом Раймундом, вы знаете. И его величество поддерживает меня.
Все поглядели на короля. Он насупился и кивнул.
— Вы, де Сантор, — развивая инициативу, сказал д’Амьен, — готовьте гонцов. А нам всем, господа, пока не стоит покидать дворец.
Глава XXIX. Имя
Прежде всего — имя!
— Имя?! — воскликнул Шевалье.
— Безусловно, — кивнул брат Гийом. — Не станете же божиться, что вы — в самом деле лангедокский дворянин Реми де Труа…
Самозванец молчал.
— Или вы отец Марк и желаете навестить могилу старика Мельхиседека?
Мозаичное лицо окаменело.
— Вы многое обо мне знаете… Что еще?
Брат Гийом отхлебнул из баклажки.
— Следим за вами с момента вашего появления на дороге к Агаддину. Вы назвались каббалистическим именем — Анаэль. И так странно вели себя, что местный комтур не решился сразу вас вздернуть на сук как шпиона. Когда же вы объявили, что вам приспичило стать тамплиером, комтур этот факт отметил в еженедельном докладе. Не мог не отмстить. Ибо стать рыцарем ордена у вас было меньше шансов, чем у жабы стать лебедем.
— И, значит, били меня на плантации по вашему указанию?
Брат Гийом кивнул.
— И в прислужники к барону де Кренье вы помогли мне попасть, а не надсмотрщик?
— Нет. Этот успех на вашем счету. Откуда я, сидя в Иерусалиме, мог знать, что у какого-то чернокожего иудея-раба в Агадцине есть коробка с целебной мазью? Как предать своего товарища, вы придумали сами. А все прочее — наши дела… И лепрозорий.
— А король Иерусалимский?
— Это организовать было труднее всего.
— А отец Мельхиседек?
— Вы пропускаете, шевалье, Весельчака Анри.
— Не хотите же вы сказать…
— Больше, чем вы думаете. Большинство таких шаек в Святой земле контролирует орден.
— Но если Анри знал, что я у него по желанию ордена, почему он так странно со мной обходился?
— Потому что не получал вразумительных указаний и опасался вас потерять.
— А чего ждали вы, брат Гийом?
— Вы могли схватиться с Анри и стать главарем в этой шайке. Им и остались бы… Вожаком, каких много. Но мы решили по-своему, и, надо сказать, ваше продвижение меня особо заинтересовало.
— А рыцарей, что сопровождали меня из лепрозория… Их в самом деле зарезали?
— Да. Из соображений, не имеющих отношения к вашей истории.
— Что же вас заставляло тратить на меня столько сил и времени?
— Поднимаясь, вы повышались в цене, если так можно сказать, и с вами лично я связывал все большие свои надежды.
— Но я ведь десять раз мог погибнуть.
Монах пожал плечами.
— Естественно. Все в руке Божьей… Не поговорить ли об отце Мельхиседеке? Но сразу условимся, сейчас и никогда впредь не касаться морали. Я не исповедую вас, а лишь приоткрываю вам подоплеку того, что с вами происходило. Но мир, в который я вас ввожу, отнюдь не чурается представлений о добре и зле. Даже наоборот. Все, что вредит ордену, — зло, а что полезно — добро. Это — наша религия и философия, ясно?