Цитадель тамплиеров
Шрифт:
Сам граф устроился в двух больших комнатах бывшего священника, разводившего во дворе персидские розы.
Понимая, что порученное он выполнил и перевыполнил, граф Рено позволил себе отдыхать. Все рыцари во главе с вождем запьянствовали. Они горланили песни, гремели мечами в поединках, а мусульманки дрожали в своем прибежище, ожидая насилий. Но день проходил за днем, и ничего такого не происходило. Они не знали, что их охраняет воля железного Рено, и трепетали ночами, когда рыцари разжигали костры во дворе и с дикими криками прыгали через пламя, размахивая боевыми топорами.
Граф просто пил и пил, не задаваясь вопросом, что будет, не интересуясь реакцией Саладина на наглое похищение своей ближайшей родственницы.
Он не рассматривал эту свою добычу, не сделал и шага к башне, а ждал. Пил и ждал.
Первым, как ни странно, до его убежища добрался отец Савари. Стремясь реабилитировать себя в глазах нового руководства ордена иоаннитов, он вызвался сам попробовать вразумить Рено. Когда графу сообщили о столичном госте, он лежал на лавке возле стола со следами круглосуточного пира.
— Наконец-то, — пробормотал граф.
Ожидание вымотало его, и он хотел, чтобы что-то произошло.
Отец Савари вошел, оглядываясь. Граф, не поднимаясь со своего ложа, велел собутыльникам убираться.
— Садитесь, святой отец, — сказал он. — Я сделал, что вы требовали. По-моему, даже больше того. И что теперь?
Отец Савари уразумел, что его принимают за кого-то другого. Несколько секунд он размышлял, как быть. Морочить голову рыцарю явно не следовало. Не в этом была его миссия.
— Граф, я представляю достославный орден святого Иоанна и взываю к вашему разуму…
— Постойте, — Рено поднял веко. — Вы кто?
— Я Биль Савари и послан капитулом ордена иоаннитов…
— Стоп! Можете не продолжать. Идите к дьяволу со своим святым Иоанном!
— Но позвольте, ведь только что… Клянусь ранами Спасителя нашего…
— Не клянитесь не своими ранами, — тяжело, с хрипом в голосе сказал граф. — Я не желаю вас слушать. Ничего такого, чего бы я не знал, вы все равно не скажете.
— Возможно. Смею заметить, что от повторения истина не страдает, и мысль, что вы зря напали на караван с сестрою Саладина…
— Если не прекратите, — граф взял со стола огромную бычью кость и погрозил пожилому госпитальеру.
— Но будет война. Настоящая и большая. Почти сто лет христиане трудились, удобряя Святую землю потом и кровью…
Отец Савари едва увернулся от пущенной в него кости.
— Филомен! — крикнул граф.
Мажордом появился тотчас.
— Уведите этого благородного старца. Найдите ему место для ночлега, учитывая его сан и возраст. А если отец Савари закапризничает, гоните его из замка.
Филомен не успел подтвердить, что понял приказание, как в трапезную влетел разгоряченный парень с боевым топориком.
— Говорите, Бильжо, что стряслось. Пожар? Наводнение?!
— Они скачут!
Рено поднялся на стену, ожидая увидеть войско. Но перед воротами гарцевало несколько всадников. Один что-то выкрикивал.
— Бильжо, узнайте, кто они и что нужно.
Возвратившись, юноша доложил:
— Это — Али, сын брата Саладинова, Малека-эль-Адал-Мафаидина.
— Какого дьявола он притащился?
— Он требует принцессу Замиру. В противном случае он предлагает вам поединок, мессир.
— Она ему — тетка? — спросил, неприятно усмехнувшись, Рено. — Забавно. Не слыхивал я, чтобы племянник выходил на бой из-за тетки. Видно, хмель ударил в молодые головы сарацинов. Что он из себя?
— Моих лет мессир, — отвечал Бильжо.
— Мальчишка, — пробормотал Рено. — Пойдет слух, что Шатильон воюет с женщинами и детьми.
Спасители принцессы Замиры кружили под стенами замка. Один держался несколько впереди, на голове его красовался тюрбан с большим драгоценным камнем, сверкавшим на солнце. Это был Али. Он выкрикивал оскорбления похитителю теток.
— Коня, — морщась, как от зубной боли, сказал граф.
Чтобы уравновесить силы и придать поединку более благородный вид, Рено выехал в поле лишь с тремя спутниками, запретив остальным даже седлать коней.
Племянник Саладина оказался довольно крупным, в седле он держался здорово; что было естественно. В руке у него сверкнула сабля.
— Ты — вор! — крикнул юноша бородатому мрачному человеку, кое-как державшемуся на коне.
— Хочешь непременно драться? — спросил тот, извлекая из ножен тяжелый, местами заржавевший меч. — А если я велю твою тетку выпустить? Она мне не нужна.
Это заявление несколько смутило юношу. Но звучало оно оскорбительно.
— Ты лжешь, разбойник! — крикнул Али, вообразив картину насилия над принцессою, после чего она стала «не нужна».
— Видит Бог, не я настоял на поединке, — вздохнул назорей.
Али отъехал шагов на сорок, лихо развернул коня и, поднявшись на стременах, понесся на врага, размахивая саблей. Граф даже и не пришпорил лошадь, она вперевалку бежала навстречу юному герою. Меч косо, неловко торчал из руки Рено Шатильонского, и сам он сидел кое-как.
Схватка получилась короткой. Граф двинул мечом, и саладинов племянник грянулся оземь. Сабля его отлетела. Если б он был в тяжелых латинских доспехах, смерть его была бы неминуема.
Слуги царевича кинулись отбивать его тело, но не тут-то было. Двоих пронзили стрелы, пущенные из арбалетов, остальные пустились в степь, и Рено не велел их преследовать.
Али, находящегося в беспамятстве, перенесли в крепость.
Когда графа кинулись поздравлять, он так рявкнул на льстецов, что те разбежались, крестясь.