Цитадель тамплиеров
Шрифт:
— Ая-акс, Ая-акс!
Обернувшись к де Труа, граф сказал:
— Сегодня мой конь повторит подвиг того, легендарного.
Де Труа не понял, о чем идет речь.
— Того, что на нашей печати. Два Великих магистра побывают на его крупе.
— Вы говорите загадками, мессир.
— Отнюдь. Аякс сшиб сарацина утром у ручья.
Из первых рядов, выдвинувшихся шагов на полтораста, долетел крик.
— Они выходят!
— Вижу, — сказал де Ридфор.
Саладин принял вызов.
Де Труа оглянулся и вздрогнул. За шатром Великого магистра уже стояла плотным строем белая, хранящая молчание стена с лесом поднятых вертикально копий. Ветерок трепал ленты на их остриях. Тяжелая железная кавалерия подошла и построилась совершенно бесшумно. Шагом и молча.
— Карно, шлем! — скомандовал де Ридфор.
Шлем византийской работы был наготове. Тулья из вороненого железа несла восемь сходящихся под золоченый шишак позолоченных полос. Низ шлема обведен был золоченою же полосой с изображениями животных.
— Этот хорош для праздного выезда. Принеси мне простой.
«Рабочий» шлем, выкованный из единого куска железа, закрывая всю голову, упирался в плечи. Для зрения в нем были сделаны прорези в виде щелей. Сзади к шлему крепилась бармица — железная сетка, прикрывавшая плечи.
— Ну, что ж, де Труа, — сказал Великий магистр, прежде чем скрыться под железом, — прощайте. Может статься, мы не увидимся.
— Прощайте, мессир.
— Чем же вы займетесь, когда мы начнем?..
— Я поднимусь чуть-чуть вверх, у меня есть вопросы к одному человеку. Думаю их задать.
Де Ридфор мрачно усмехнулся.
— Меня не интересуют его ответы. Подвели коня. С помощью трех пажей граф взгромоздился в седло. Что-то сказал маршалу ордена — барону де Кижерю, отделившемуся от белой стены. Затем выехал к шеренге статуй в белых плащах, поднял свободную руку, перекрестился и крикнул:
— Гроб Господень, защити нас!
Раздался гул сквозь отверстия в шлемах.
— Гроб Господень, защити нас!
Лошади заволновались, перебирая передними копытами. И прилетел новый крик снизу.
— Они пошли!!!
Великий магистр прогудел в третий раз:
— Гроб Господень, защити нас!!!
Монолитная громада тронулась вниз по склону. Впереди перестраивалась пехота, освобождала проходы.
Из лагеря Саладина двигались клубы пыли.
Де Труа пошел к своей лошади, привязанной за шатром.
— Не нужна ли вам помощь, сударь? — спросил старик Карно.
— Нет, теперь уже не нужна ничья помощь, — загадочно ответил уродливый рыцарь, взобрался в седло и, удивив слугу, поскакал от поля боя.
Повозка брата Гийома стояла за передвижной кузницей, перед которой мастер и двое подмастерьев в кожаных фартуках, вытягивая шеи, прислушивались к шумам.
— Началось, сударь? — спросил мастер тревожно.
— Да, — кивнул де Труа, огибая телеги.
Объехав разросшуюся смоковницу, он увидел: повозка брата Гийома была на месте, и лошади выпряжены, а все четверо охранников — здоровенные, неразговорчивые мужчины — валялись, как пьяные, на земле в неестественных позах. Сердце де Труа заколотилось. Он обнажил кривую сарацинскую саблю — так и не полюбил назорейский меч — и, подъехав к повозке, полоснул матерчатую стену. Никакой реакции, внутри — пусто.
Охранники заворочались в пыли, один громко икнул. Что он с ними сделал? Нет следов драки, нет крови. Де Труа огляделся. Судя по всему, бежал он недавно. Раньше вокруг смоковницы было полно людей.
Брат Реми огляделся еще раз и понял, куда он двинулся. Направо нельзя, там мусульмане, налево нельзя по той же причине. Назад нельзя, там сражение. Значит…
Первые часы погони прошли в скачке по совершенно пустынной местности. Ни людей, ни животных. Армия все всосала в себя. Заброшенные усадьбы, разграбленные дома, разгромленные масличные жомы, обугленные кипарисы. Повешенные люди… Странно, что и на собственной территории армия без проблем находит кого повесить.
Де Труа не знал, почему он скачет в одном направлении. Что-то его вело. К вечеру он набрел на первый живой постоялый двор. Там сменил коня и навел справки о всаднике, одетом в сутану: не улыбается, глаза голубые, вернее — почти бесцветные. Несколько человек сказали, что видели такого, но не в сутане.
— Положим. Во что он одет?
Хромой старик призадумался, роясь в своей бороде. Де Труа бросил ему монету.
— Обычный кафтан у него, но пояс красный.
— Куда поскакал?
— По дороге между акаций.
На восток. Не в Иерусалим, озадаченно подумал де Труа.
— И давно?
— Еще овец не поили.
Брат Гийом забирал к востоку и, судя по свидетельствам разных людей, ехал быстро и не скрываясь. Но не во весь опор.
Самые темные часы ночи де Труа во избежание неожиданностей проспал в стороне от дороги, в опавших листьях. На рассвете парень-пастух, перегонявший отару овец, сказал, что видел такого всадника. Притом недавно. И, дескать, тот очень злой.
Де Труа пришпорил кобылку. При последней смене коней ему досталась каурая толстая тварь. Она бежала сперва неплохо, но стала вдруг задыхаться и припадать на правую переднюю ногу.
Завидев дома из белого камня и полосы масличных деревьев, поднимающихся по склону, де Труа повернул к имению.
Здесь дыхание войны не ощущалось. В загоне мычали коровы, требуя дойки. Заливались на привязи псы. Хозяин вышел навстречу, похлопывая по ладони тесаком для разделки туш. В глубине двора месили глину двое работников. Они стали медленнее двигать ногами, завидевши чужака.