Cлавенские древности, или приключения славенских князей.
Шрифт:
Душа моя, продолжал он, по изшествии своем из тела, предстала совокупно, с прочими погребенными со мною, пред Подземного Царя, ожидая с трепетом от него себе осуждения. Ния воззрев на меня свирепым взглядом, сказал мне грозно: недостойный сын добродетельного Таргитая! Так ли ты следовал его примерам? На место добродетельного и попечительного правления, ты употребил жизнь свою на изыскание таинств, сокрытых от человеков Небесами; ты хотел уподобиться Богам, запрещенными тебе средствами, и силою Духов тебе служивших но вместо блага приключил ты вселенной неведомые ей несчастья. Проговорив сие повелел он Фурии представить пред меня зеркало, в котором я увидел ужасное множество людей, мучимых разнообразно моими учениками. Иные из них были превращаемы в разные гнусные животные, другие томимы были ядом или очарованиями, третьи лишаемы были любимых им вещей; и одним словом, усмотрел я тут всякие лютости, делаемые от учеников моих над прочими смертными. При сем ужасном зрелище вострепетал я опять, познав всю мою несправедливость и безумие:
Напрасно ты стараешься, закричал он мне грозно, склонить меня своими мольбами: преступление твое столь велико, что не может его ничто загладить кроме твоего наказания. По сем ужасном ответе, повелел он адским страшилищам меня окружить, и наложить мне все те мучения, каковым подвергла моя наука живущих во вселенной. О небо! возопил при сем Липоксай, каких не испытал я тогда лютостей, беспрестанное мое превращение, в разнообразные и гнусные животные, было меньшее из тех мучений, какими я томим был от Фурий: яд, огонь, железо, повсеминутно меня терзали; и напоследок уже сам немилосердый Ния тронулся моими мучениями, продолжавшимися несколько годов, и повелел меня пред себя представить. Не дела твои, сказал он мне суровым образом, исходатайствовали тебе оставление мучений, а сожаление мое; но злодейства твои таковы, что требуют должайшего очищения. По определению Судьбины до тех пор не получишь ты себе упокоения, пока пребыв несколько лет во власти у мрачных чародеев, тобою произведенных, не будешь ты наконец освобожден от некоторого лютого волхва, юным Князем от рода Славенова; и пока не уничтожатся со оным чародеем, посредством сего Витязя, все волшебные вещи, тобою на свет произведенные.
Едва он сие проговорил, как мрачное и густое облако, подхватив меня, понесло с великим стремлением, и напоследок, поставив меня в пустой Аравийской степи, оставило меня моему отчаянию. Долгое время пробыл я на сем пустом месте, и наконец, по некотором моем заблуждении, пришед ненароком к чистому источнику, взглянул я в него, и увидел в нем все мое безобразие, каким меня наказал Подземный Царь. С превеликим ужасом отскочил я от источника, мня видеть в нем некое страшилище, пришедшее снова меня мучить; но не видя никого, опять я подошел к тому месту, и увидев снова то же страшилище, делающее сообразные моим движения, уверился я напоследок, что это было собственное мое изображение. О Небо! какая грусть тогда меня обуяла? Я бы охотно лишил себя жизни в тогдашнем моем сокрушении, ежели б естество Духа, которое поднесь я сохраняю, могло чем лишиться своего бытия, по примеру человеческого. Но однако же после я узнал, что могу, в отраду мою, принимать каждый день, на один час, такой вид, какой сам я изберу.
После сего приключения не долго я пробыл шатаясь: страшный адский глас, произшедший ко мне вскоре после того, определил меня к Вавилонскому чародею, который научась от последователей моих волхвованию и узнав о месте моей книги, вырыл ее из бугра, в который она с телом моим была зарыта. Посредством сей книги и других волшебных вещей, принудил он ад дать себе во услужение Духов, в числе которых и я к нему был послан. Сей гнусный чародей, за сие требование, обязался предать себя по смерти на вечное мучение аду. Он сие учинил с умыслу, надеясь посредством Духов достать себе бессмертие; но всемогущие Боги сие его намерение уничтожили. Сей волшебник не знал ничего обо мне, и почитал меня просто Духом; напоследок, желая от других сотоварищей моих получить некоторые важные услуги, известился от них, что один я могу его в том удовольствовать; а в доказательство того рассказали они ему мое приключение. Без сомнения учинено было сие ими по по велению Нии, дабы совершить надо мною мой рок. Посему известию и возложил он на меня должность исполнять все его приказания; но необычайность и бесчеловечность оных, заставили меня от того отрещиться. За сие непослушание, по власти данной ему надо мною, начал он меня мучить наилютейшим образом, дабы преклонить меня к повиновению, но я всю его ярость постоянно претерпел, уповая тем окончить мое страдание. Но определение Богов отложило весьма на далее окончание моего бедствия.
Таким образом стенал я под жестокостью его ударов, до самой смерти сего чародея. По отшествии души его в Тартар, получил я снова мою свободу; но однако же не многие годы ею пользовался, и достался снова во власть некоторому добродетельному Вавилонянину, вместе с моею книгою, которую нашел он в земле, копая себе колодец; ибо прежний волхв зарыл ее в оную, опасаясь, чтоб кто ее у него не похитил; но и храня ее в земле, столько боялся ее потерять, что написал в ней на похитителей заклятие. Новый и добродетельный мой повелитель, не принуждал меня ни к какому беззаконному делу, ни же хотел, полученные в книге моей сведения, обратить во зло своим ближним, как то делал лютый его предшественник, но еще избавлял смертных и от прочих чародеев: и зато приобрел себе спокойную жизнь, и мирную кончину, перед которой зарыл он снова книгу мою в землю, приложив к ней объявленное тебе Видостаном завещание.
По кончине добродетельного сего человека, пробыл я несколько лет в свободе но наконец книгу мою, с коей совокуплена была моя вольность, вырыл некоторый бедный человек, и не зная её употребления, продал ее Индийскому купцу, а от сего досталась она Видостанову отцу. О прочем ты сам ведаешь; и мне осталось
Видостан получив ее в свои руки, и познав её важность, весьма учинил неосторожно, открыв о том неверному своему любимцу, который употребив знание её в свою пользу, сделался страшным повелителем своему благодетелю, мне, и всему свету. Первое его старание было покорить своей власти Духов, между коими и я ему достался. После сего научился он разным превращениям и очарованиям, дабы ограждая себя от всех сторон, учиниться страшным всем людям. Вскоре после сего учинил они опыт знания своего и лютости над отцом своего благодетеля, отравив его наилютейшим ядом. Учинив сие он скрылся, и избрав своим пребывалищем один из здешних островов, на котором принудил нас построить себе замок. Из сего то ужасного замка выходя, причиняет он свету ужасные злосчастья, какие только выдумать может. О злодейских его поступках с Видостаном и прочими известными тебе людьми, ты сам довольно ведаешь; а о прочих его злодеяниях скажу тебе коротко.
Сей гнусный чародей, получив во власть свою меня и прочих Духов вознамерился овладеть с нашей помощью целым светом, и учиниться бессмертным, но великие Боги суетному и высокомерному его желанию посмеялись показав ему в нас слабых исполнителей его гордости, ибо сие его желание удовлетворить мы отказались, сколько они ни принуждал нас к тому наказаниями. Карачун лишась в том своей надежды, вознамерился к тому достигнуть сам собою: он начал выискивать всех волхвов, и лишать их волшебных их вещей, надеясь сими средствами учиниться сильнее всех, в чем он действительно и успел. Ибо сколько ни обреталось волшебников во вселенной, он всех их победил разными пронырствами, и овладел их вещами; и тем учинился столько силен и страшен, что сам Ния не смел иногда сопротивляться его воле. Таковою его властью раздражась Боги, и опасаясь его лютости, лишили его силы умерщвлять всякого человека, и определили ему скорую казнь, что я узнал от прочих Духов, моих сотоварищей.
Долго бы рассказывать мне, продолжил он, о всех его злодействах, ежели б описывать их подробно, но я скажу тебе о том вообще. С тех пор, как овладел он моею книгою и Духами не приключилось во свете никакого важного несчастья, коего бы не был он виною. Сей мерзкий Эфиоп, лишась власти умерщвлять людей, терзает их напротив того всякими лютейшими мучениями, и лишает их своими очарованиями естественного их вида. Причем употребляет он такую хитрость, что все очарованные им, по тех пор неизвестны бывают свету, покамест продолжается их очарование; и одни Боги могут человекам открыть его козни. Он построил еще себе на некотором здесь острове замок, и определил его на свои увеселения, но однако ж кроме досаде и огорчений ничего в нем более не находит. Ибо похищенные им отовсюду в сей замок красавицы, какие он ни употребляет пронырства для прельщения их, все до единой презирают его, и гнушаются им, ибо правосудные Боги, в наказание ему, и для предосторожности неповинных красот, лишили его власти являться к ним в другом виде, кроме его собственного. А собственное его гнусное лицо, неудобно прельстить и самой наипозорнейшей женщины. Вот каково его изображение.
Теперь осталось мне сказать тебе окончание собственной моей повести. Я нашел, будучи еще вживе, лютое средство умерщвлять людей разнообразно, хотя б и сами Боги смерти их сопротивлялись. Но сего варварского таинства не включил я в мою книгу, ниже кому о том поведал, опасался худых от того следствий. Сия то воздержность и спасла меня во аде от конечного моего погубления, и сие есть причиною теперешнего моего заключения. Ибо сей лютый волхв, уведав от сотоварищей моих о сей моей тайне, хотел от меня об ней узнать, но я ему твердо в том отказал, что и навлекло мне от него самое варварское мучение, и темницею сей остров. Но я надеюсь, что милосердные Боги, за претерпенные мною страдания, вскоре избавят меня от власти сего тирана человеческого рода. Ибо ты, государь, продолжал он, точно мне кажется тем Витязем, от коего Боги определили мое избавление. Я уже весьма долгое время нахожусь на сем острове, вседневно ожидая с тобою моей свободы. Напоследок увидев здесь тебя, решил я испытать твое добродушие, и тем увериться, что ты будешь мой избавитель от лютого Карачуна. Для сего то точно и превратился я в молодого человека, и силою моего знания, обратил на себя толпу лютых зверей; и когда доброе твое сердце склонило тебя вдаться для меня в опасность, тогда я бросил в толпу сих животных некоторый приготовленный мною состав, который возбудив в них бешенство, обратил их на самих себя.
Едва Липоксай скончал свою повесть, как пресильное землетрясение взорвало в пещере пол и учинило великое отверстие, из коего с превеликим пламенем и сгущенным дымом выскочил к ним Исполин, вооруженный саблею, умри, вскричал они Светлосану, замахнувшись на него оружием, и прекрати надежду сего неверного Духа, и твою собственную. Но Липоксай в самый тот миг отхватил Князя от поражения, и вынес его вон из пещеры. Дерзновенный!' вскричал Исполин Духу, ты осмеливаешься защищать лютейшего моего врага; но ведай, что ты сим усугубил только свои и его мучения. Ничто вас не избавит от мщения Кapaчунова. Проговорив сие, кинулся он за Светлосаном, который, лишась волшебного своего меча при потоплении, принужден был спасаться бегством, не имея к защите своей другого способа. Помощью летающих Сандалий, прибежал он вскоре на поверхность моря, но Исполин, который был точно Карачун, не оставил за ним гнаться и по морю, будучи поддерживаем Духами.