Цотнэ, или падение и возвышение грузин
Шрифт:
Монгольский нукер ждал его у выхода. Они молча прошли между тёмными шатрами к большой юрте. Нукер приподнял полог и пропустил грузинского князя внутрь.
Нойон Бичу полулежал на постели, перед ним стоял столик с фруктами.
— Заходи, князь! Ты не обиделся, что мы среди ночи тебя призвали?
— Что вы, великий нойон! Мы всегда готовы вам служить. — Эгарслан не услышал в словах Бичу ничего, что говорило бы о несчастье.
— Очень понравился ваш напиток. Я много выпил, но, поспав, проснулся свежим и бодрым, будто и не пил. Не болит и голова. Если хочешь, выпьем немного, познакомимся получше друг с другом, поговорим о том, о сём.
— Что может быть лучше этого, если вы удостоите меня попировать с вами, — поклонился обрадованный Эгарслан и бросился за вином.
После пиршества монгольский нойон и грузинский князь разошлись, обнимаясь, целуясь и клянясь в верности друг другу.
На другой день была составлена бумага о покорении Кахети. Кахети освободилась от некоторых податей. Взамен их увеличили подать винную. В особую статью записали, сколько и в какое время кахетинцы должны были посылать отборного кахетинского вина монголам.
Радостным вернулся Бакурцихели из Орды. Отныне его вотчина может вздохнуть, кровопролитие и разгром прекратятся. Условия замирения были тяжёлыми, но по сравнению с другими князьями ему всё-таки кое в чём уступили.
Тяжелее всего была воинская повинность. От каждых десяти душ кахетинцы должны были выставлять двух бойцов. Но воинская повинность для всех была одинаково тяжела, никому не облегчалась и если бы нойоны даже очень захотели, они не могли бы облегчить этой повинности, узаконенной для всех покорённых Чингисханом народов.
Покорившимся князьям, и среди них Эгарслану, единственным утешением служило то, что на целом свете в его представлении не осталось почти не покорённых монголами народов и воевать было уже не с кем!
Но мир был велик, и оставалось в нём ещё много непролитой крови.
Эгарслан Бакурцихели старательно выполнял условия замирения: подати и налоги выплачивал своевременно, сам предводительствовал посылаемыми в поход кахетинцами, сам отважно сражался на поле боя. Он держался вдали от монголов, но старался сохранять с ними хорошие отношения, и это удавалось ему так искусно, что ни грузины не могли его попрекнуть в чём-нибудь, ни у монгольских нойонов не было причин к нему придираться.
Грузины не привыкли к чужому господству, и монгольское ярмо скоро стало в тягость. Почти за всё, кроме воздуха, они в своей же стране платили подати. Это ещё было бы терпимо. Но нескончаемые войны утомили и сломили грузин.
Лучшая молодёжь Грузии, осаждая неприступные крепости, умирала в бою, гибла от болезней и заразы.
Царица Русудан скончалась. Оба наследника соперничали в Каракоруме за право владения троном и короной, а тем временем в Грузии настало бесцарствие. Грузинские князья постоянно находились в монгольских походах, воевали вдали от родины, а страна оставалась без хозяина. Этим пользовались кочующие соседи, они нападали на Грузию, грабили и разоряли страну.
Поскольку единая цель и единая корона уже не объединяли страну, то несогласованные действия отдельных княжеств сами по себе не приносили пользы Грузии в целом.
Передовые люди государства чувствовали пагубность этой разобщённости и осознавали свою ответственность перед народом и будущим. Необходимы были своевременные меры. Надо было помочь стране и народу, пока не началось окончательное вырождение.
Тогда грузинские князья, которых заботила судьба Грузии, устроили заговор против монголов, они собирались в Кохтастави для окончательного решения, кому и сколько выставить воинов, когда и где начать восстание.
Крепость всегда предают изнутри. Есть подозрение, что и среди благородных рыцарей оказался предатель, который выдал заговор.
Но поскольку не существует достоверного свидетельства, трудно обвинить кого-нибудь в предательстве и приписать ему иудин грех.
Как раз поэтому, повествуя о Кохтаставском заговоре, летописец проявляет похвальную осторожность.
«Татары, услышав о собрании грузин в одном месте, выступили. Бичу и Ангург, прибыв в Кохтастави, застали там всех высокопоставленных князей Грузии».
«Татары, услышав…», можно понять, будто монголы случайно услышали о заговоре грузин. Никто не упоминается конкретно, не подозревается в измене и предательстве.
В жизни государственных деятелей случаются такие душевные переломы, которые совершенно меняют цель и направление их деятельности. Самоотверженные люди редко смиряются и покоряются врагу. Потерпев поражение на поле брани, они всё же противоборствуют победителям и стремятся к свободе. В конце концов все передовые силы страны объединяются одной целью, готовятся к последнему бою, надеясь, что этот последний бой с врагом завершится победой.
Но человек рассуждает, а бог посмеивается.
Восстание терпит поражение, заговорщики наказываются, а оставшиеся в живых патриоты становятся вернейшими слугами завоевателей.
После неудачи Кохтаставского заговора грузинские князья, а среди них и Бакурцихели, окончательно убедились в бессмысленности борьбы. Желая спасти страну и самих себя, они начали искать новые пути примирения и сотрудничества с врагом. Эгарслан пошёл по этой дороге.
Если до заговора он избегал чрезмерной близости с нойонами, если чувство стыда и самолюбие не разрешали ему жить в обнимку с поработителями родины, то теперь ему ничто не препятствовало. Никто не мог сказать, что он не пытался бороться с монголами и предпочёл верно служить им.
Вся страна прекрасно знала, как стойко встретил Эгарслан Бакурцихели нагрянувшего врага, как долго оказывал он сопротивление его укоренению в Кахети и принял участие в заговоре, обрекая себя на смерть.
Со связанными руками и ногами, обмазанный мёдом, облепленный осами, голый валялся он на камнях, и его жгло солнце пустыни. Если бы не подоспел Цотнэ Дадиани и его сказочное появление не спасло бы Эгарслана Бакурцихели, то он вместе со всеми другими заговорщиками валялся бы теперь где-нибудь в овраге с переломанным хребтом.