Цотнэ, или падение и возвышение грузин
Шрифт:
— Как я могу глядеть на пытки и гибель товарищей, связанных со мной святой клятвой, ведь сердце не вынесет! Что мне делать со своей совестью, как мне жить, если моих друзей, которых я сам вовлёк в заговор, всех казнят? Где ни появлюсь, будут пальцем показывать на меня, и некому будет пожаловаться, ни богу, ни человеку! Жить трудно и тогда, когда ходишь с поднятой головой, гордясь своей ничем не запятнанной честностью, а кому нужна такая жизнь, когда перед всеми надо оправдываться и доказывать, что ты не изменник, не Иуда!
— Всё же подумай, князь. Быть может, твоя жизнь нужна, чтобы выявить предателя заговора. Может, лучше будет издали следить, осторожно выяснить, кто выдал
А зная жадность монгольских нойонов, не так уж дорого обойдётся тебе дать им взятку, чтобы стереть даже следы твоего участия в заговоре.
— Когда я вижу, как развратилась страна, погрязнув во взяточничестве, горю от стыда. Ещё не хватало, чтобы и я вступил на этот путь разврата. Лучше смерть, чем этот постыдный шаг. Гораздо легче сохранить жизнь, чем избегнуть морального разложения. Почему я спешу? Неужели непонятна причина моей поспешности?! Я должен во что бы то ни стало застать их живыми, или оправдаться вместе с ними, или вместе погибнуть. У нас был уговор: на случай, если заговор провалится и узнают о нашем тайном сборе в крепости и на основании этого привлекут к ответу, мы должны всё говорить, что собрались обсудить вопросы податей, их размеры и сроки сбора. Если я участвовал в заговоре, то я должен теперь не даваться монголам в руки живым, а укрепиться в Залихской Грузии или во всяком случае скрыться. Если же я сам добровольно явлюсь в Орду и повторю вместе со всеми, что мы собрались лишь поговорить о податях, то, может быть, монголы поверят нам. Ведь не явился бы этот правитель Одиши, если бы это не было правдой. Монголы, конечно, не дураки и не дети, но чем чёрт не шутит! Если есть хоть маленькая надежда спасти товарищей, князей, цвет грузинского царства, нельзя пренебрегать этой надеждой.
Я вовремя явлюсь туда, и в этом ещё один смысл. Если заговорщикам суждено погибнуть, и они увидят, что схвачен и я, что я обречён на смерть вместе с ними, то они по крайней мере умрут, не проклиная меня, не унося с собой на тот свет убеждения в моём предательстве. Если все заговорщики, кроме меня и рачинского эристава, схвачены, то естественно искать изменника среди нас двоих. Я и раньше верил в невинность рачинского эристава. Когда же он прислал войско под водительством своего сына, своего наследника, то я ещё больше убедился в своей правоте. Если бы он выдал заговор, для чего было бы ему собирать войско и ставить во главе своего сына, тем самым обрекая его на гибель? Так или иначе, моё решение окончательно. И если я сейчас рассуждаю о правильности этого решения, то это больше попытка проверить рассуждением уже предпринятый и фактически совершённый шаг, В ту минуту, когда я принял решение отправиться в Орду, я уже знал: ничто, кроме смерти, не помешает мне осуществить этот замысел.
Шагающий вольно конь вдруг встрепенулся, подпрыгнул. Цотнэ опомнился, схватился за луку и едва удержался в седле. Из кустов вылезли Аспасия и Абиатар.
— Я же тебе говорила, что это правитель Одиши! Я знала, что он не вернулся домой.
— Что вы здесь делаете? — удивился Цотнэ.
— Ждали тебя, князь. Аспасия заладила, будто ты не поедешь домой, отправишься вслед за заговорщиками. Говорит, пока не убежусь, что он вернулся, шага отсюда не ступлю. Я не сомневался, что ты отправишься в Одиши, но права оказалась эта женщина. Ты всё-таки хочешь поступить по-своему, князь?!
— Да, Абиатар, не могу поступить иначе.
— Тогда и мы последуем за тобой. Дорогу мы знаем хорошо и так проведём до Аниси, чтобы нигде не встретиться с врагом.
— Или возьми нас с собой и будем служить тебе, или тут же убей, — схватилась Аспасия за узду коня и заплакала.
Правитель Одиши понял, что ему не отговорить женщину. Подобрал поводья, тронул коня с места.
— Пойдёмте, если уж так!..
Правитель Одиши повесил на грудь золотую пайзу начальника тумана. С этой золотой пайзой всюду пропускали с почётом, и сейчас он надеялся на неё. Избегая главной дороги, ехали лесом, сокращали путь по балкам и оврагам. Два раза наткнулись на монгольские караулы, но золотая пайза выручала. Направляющегося в Аниси начальника тумана пропускали, не задерживая.
Утомлённые путники решили отдохнуть на опушке леса. Достали провиант и расстелили скатерть на берегу ручья.
— Переночуем здесь, а утром пораньше отправимся в путь, — распорядился Цотнэ.
Умылись и расселись вокруг скатерти, но. так, оказывается, устали, что было даже не до еды. Молча нехотя жевали, словно им безразлично, едят они или нет.
Только Аспасия была, как всегда, чем-то взволнована, испуганными глазами приглядывалась она к князю и временами бледнела.
Кое-как перекусив, расстелили бурки и, положив головы на сёдла, приготовились спать.
Освещённая лунным светом горная речка блестела, успокаивающе журчала, убаюкивая Цотнэ, словно материнская колыбельная песня. Как проснувшееся в люльке дитя, князь приподнял голову, взглянул на усеянное звёздами беспредельное небо, и ему, как ребёнку, захотелось дотянуться до звёзд. Где-то заквакала лягушка. Тотчас отозвалась другая, и, когда все хором затянули знакомую песню, к глазам Цотнэ подступили слёзы. Он перенёсся на минуту на берег Хоби. Вот он лежит на спине, головой на коленях у кормилицы и громко повторяет усеянному бесчисленными звёздами небу:
Бжа диа чкими, Тута мума чкими, Хвича-хвича мурицхепи Да до джима чкими.Тогда и сам маленький Цотнэ был похож на звёздочку. Он верил, что не только можно докричаться до звёзд, но и дотянуться до них рукой. Ещё не ведая жизненных забот, как бы растворяясь в мироздании, он сладко и счастливо засыпал на тёплых коленях кормилицы Уду.
Всё-таки хороша жизнь, хотя бы потому, что человек помнит детские впечатления и в мечтах снова может оказаться в золотом детстве. Если бы можно было жить на свете только этой мечтой и быть связанным с внешним миром тем чистым, невинным сердцем, которому неведомы ещё ни смерть, ни измена, ни прочая суета и грязь жизни!
Мог ли думать тогда на берегу Хоби маленький мечтатель Цотнэ, что к нему, взявшему себе в друзья Солнце, Луну да золотые тихие звёздочки, подступит когда-нибудь море крови, измены, горя и ему придётся добровольно идти к своим заклятым врагам и отдавать себя на заклание, как на бойне! Ему жалко стало вдруг и того маленького мечтателя и теперешнего себя, пожилого несчастного человека, и невинно страдающую жену свою и детей, и повергнутую в пучину бедствий милую родину, которая и состоит из всего дорогого — и тех давних звёзд и всех испытаний, выпавших на долю Цотнэ при жизни, жены и детей и тех товарищей, к которым шёл теперь князь, правитель Одиши. Расслабляющее тепло разлилось от сердца Цотнэ по всему телу, и он почувствовал, что может сейчас заплакать. В это время Абиатар робко спросил: