Цвет страха. Рассказы
Шрифт:
Выдаст тебе кладовщик – «капёр». а он тут царь и всё, что хочешь, – матрац прелый, чахлый, квадратный какой-то метр солдатского одеяла, подушку, тоже чахлую, но и такую, как ты поймёшь, почему-то – из уважения к тебе… А вот «шлёнки» и ложки не нашлось…
…Неожиданны были тебе «браслеты» и «кобыла», страшно неожиданно то, что было в «транзите», – прожить так день, неделю, месяц, нет нельзя!..
В «хату» – теперь уж по-настоящему твою, тебя и поведут сквозь каменные этажи и железную музыку. Пока идёшь «продолами», минуешь три заграждения из решёток – три «локалки». Каждый этаж – железный длинный балкон; между балконами этими на каждом этаже – железные сетки…
Наконец загремел ключ, загремела цепь на двери – и вот тебе ещё одна шоковая, до потрясения, неожиданность…
Солнышко в «хате» сквозь решётки и «реснички»… белые простыни аккуратно заправлены на «шконках»… у зеркала парни молодые стоят причёсываются!..
И начал ты быть тут так: представился, все назвались по имени. Затасовались дворы, дома, школы, заводы, цеха – и общие знакомые. Словно бы все тут, и ты тоже, щупают себя: живые ли мы, не из нейлона ли какого мы?.. Все говорят, и ты, громко: тут, как во всех «хатах», динамик в дыре над дверью. Затыкать тряпочками и бумажками дырочки в решётке перед тем динамиком ты, вместе со всеми, будешь старательно… Ненавидеть её, эту такую музыку, ты будешь всю жизнь…
Всем тут, кто теперь с тобой, около тридцати, у некоторых – вузы, никто ни разу не судим, только сидят тут не второй, как ты, день, все – по каким-то хозяйственным делам…
Дали они тебе место – стало оно твоим: на полу под нижней «шконкой» у раковины. От раковины ты загородишься плёнкой. Дали тебе две простыни, из своих личных; дали «шлёнку», ложку – все чистые, кружку – ручка искусно оплетена верёвочкой, не обожжёшься. Ещё тебе дали, глядя на твой костюм, совет: одеть подушку в свою майку – превратить её, майку, в наволочку…
«Хата» твоя такая: стены, как и везде в «крытке», серо-зелёные, пол же – плита крупная, чёрная и белая, полосами; потолок побелённый – свод кирпичный кладки сложной: нынешним каменщикам так уж не сложить… У двери, как ты войдёшь, справа – «дольняк». Дальше – раковина, вода – только холодная, под раковиной ведро помойное – «машка»… тоже «машка»; над раковиной – зеркало, вделанное в стену, треснутое. Под окошком – «общак», словно столик в купе вагона; на нём – банки из-под кофе с чаем, с песком, с конфетами… У зеркала справа приклеены пачки сигаретные пёстрые, в каждой – зубная щётка индивидуальная; слева тюбики пасты для зубов и для бритья висят головками вниз на верёвочке, зацеплены кромкой задней. Бриться электробритвой – розетка у двери в стене, как ты войдёшь, так теперь слева. Бритвы – у всех; если это разовые скребки – зовут «мойки». Будешь с бородой – назовут Дедом.
На стенах повсюду из журналов цветные бабы… Парни по два раза на дню трусы, плавки стирают… По той же причине и для той же цели неизбежный «дольняк» огорожен матовой плёнкой; на «шконках», пологами, висят простыни…
Распорядок такой: в шесть утра – музыка и подъём, в десять вечера – нет музыки и отбой; спи – сколько хочешь. И день и ночь – чай и чай; разрешены кипятильники, сами делают тройники; от «чефира» – жёлтые зубы и понос.
График такой: по очереди, два раза в день, – мокрая уборка, мыть и стены; у раковины всегда швабра – «катерпиллер».
Законы такие: когда едят – на «дольняк» не ходить. А ходить так: загораживаешься ты плёткой, попадать тебе надо дерьмом своим точно в дыру, жечь при этом, для ликвидации после-твоего запаха, бумагу; потом заткнёшь дыру полиэтиленовым мешочком с «нифелями» – «колобком», он привязан всегда на верёвочке, потом откроешь ты кран и наберёшь полный «дольняк» воды, за верёвочку «колобок» выдернешь – сольёшь; после себя у «дольняка» подотрёшь, тряпка – всегда возле него…
Было вас, тебя и других, на время твоего сюда прихода на пять «конок» девятеро; кто ушёл, кто пришёл; будет и вся дюжина… Тогда уж тебе как старожилу достанется одна из привилегированных нижних «шконок». По чьей-нибудь интеллектуальной инициативе догадаетесь тетрадный лист в клеточку превратить в линейку, измерите площадь своей «хаты»: выйдет, со спорами, чуть более семи квадратных метров…
Дни такие: музыка и завтрак; песок, если его дадут, общий: чашку стогом на всех и на весь день. Хлеб, тот и другой, даёт «вертухай», приговаривая тому или другому:
–– Готовься на слежку!
Повезут, значит, сегодня на той «кобыле».
А ты ему говоришь в «кормушку» просьбы – «заявки»: врача, библиотекаря, сантехника, электрика…
Потом тебе «баландёр» в твою «шлёнку» – овёс, перловку, ячмень, редко – рис, картошку; попросишь ты – и два тебе черпака; хлеб чёрный всегда остаётся ещё и на сухари.
Дни такие: музыка громкая современная иностранная и ужин: овощное рагу – «подляк»: вонь по всему «продолу» и крики:
–– Подляк жрите сами!
Времени тут нет, тут вместо него что-то стремительное…
Прогулка – в каждый такой день с утра. Прежде тому, кто владеет каким-либо видом спорта хорошо, да ещё и убийца, надо завести руки за спину и сунуть их в раскрытую «кормушку», наденут на них «браслеты», после этого для прогулки отопрут. Музыка громкая современная иностранная и небо за тремя слоями решёток; в каменном ящике, четыре на два, – в «дворике», вся «хата» кружит гуськом.
–– Далеко ушли!
И все идут в обратную сторону.
Ещё: в «хате» одного не оставляют и гулять по одному не водят. И ещё: не довелось бы тебе гулять после туберкулёзных: те всё плюют, а плевки их превращаются в пыль…
Зачастую от прогулки отказываются всей «хатой». Из-за уличных – адовых – динамиков.
Недели такие – баня кому в какой день: с утра «каптёр» возьмёт через «кормушку» твоё бельё, для надёжной чистоты его, в «прожарку», вечером вернёт; могут дать ножницы тупые; берёшь с собой своё мыло, мочалку, шампунь, полотенце, что-то постирать; сушить будешь в «хате» на верёвке… В бане краны сломаны, тазики ржавые, вода то течёт, то не течёт… Раз до тех, среди кого ты, мылись бабы – и вся «хата», и ты, стали чесаться, неистово чесаться, просить, нетерпеливо просить нужную мазь. Мазь тебе и всем дадут…
…Никто ничего никому никогда не объясняет: вызовут – ведут: а куда, а к кому, а зачем?..
Пока ведут на прогулку, на фотографию, к врачу – можно, думаешь, заблудиться; одни переходы и повороты каменно-железные… В каком-то окне мелькнёт поле, город…
Месяцы такие – передачи по тридцати кэгэ продуктов: колбасы, сгущёнки, тушёнки, яиц, батонов, шоколадов; одежды – сколько ты захочешь. Всё – с описью. Банку сгущёнки-тушёнки просишь «пупкаря» открыть или трёшь ею об пол, потом можно открыть и алюминиевой ложкой.