Цветок и Буря
Шрифт:
– Любая рана, которую можно излечить с помощью трав, массажа и магии ци, раной не является, – строго сказала она, глядя сверху вниз на трех коленопреклонных внучек. – Вы, великие наследницы, не можете себе позволить стенать по пустякам, словно сопливые малышки!
Вообще-то, они и были сопливыми малышками – ей, младшенькой, тогда не исполнилось и восьми – однако никого этого не тревожило. Сейчас, видя сутулящихся девушек, не слишком думающих о манерах и изяществе истинной воительницы, Юань чувствовала себя так, словно ее лишили детства.
– Госпожа Буря, – тихо сказала
Девушка ответила руной Солнца, что, разумеется, было необязательно и даже слегка унизительно – однако вежливость в общении с посторонними она всегда ценила более всего, а потому просто не могла проигнорировать такое внимание к мелочам. Мягко повернувшись лицом к открытому проему, девушка увидела тот самый внутренний сад, куда и приглашала ее Глава Клана: кажется, Юань уже была здесь в детстве, и тогда он показался ей громадным лабиринтом, у которого нет конца и края.
Извилистая дорожка под навесом, огражденная декоративными перегородками, неспешно вела девушку мимо сада камней и водоемов с рыбками к расположенному на возвышении столику, широкая прямоугольная площадка перед которым намекала на изначальное предназначение этого места: здесь наверняка происходили семейные пиршества, а также танцы наложников.
Глава Клана сидела, положив руки на столешницу, и с радостным видом наблюдала, как двое слуг, молодая женщина и мужчина со сложной прической, заканчивали необходимые для трапезы приготовления: чай лился из расписного чайничка тонкой струйкой, и солнце, касаясь его, обращало эту струйку в подобие своего луча. От расписных и лакированых керамических мисок исходил горячий пар: внутри солнечным бликом переливался ароматный суп со свиными ребрышками и корнем лотоса. На второе подавали соевый творог в мисочках поменьше: Юань едва сдержала свое желание облизнуться.
– Дорогая Юань, какое счастье! – воскликнула женщина, всплеснув руками. – Тин сегодня долго собирается – думаю, прибудет чуточку позже.
– Благодарю Вас за теплый прием – снова, – улыбнулась девушка, кланяясь и медленно опускаясь рядом. – Сад великолепен, а благословения на фонариках под навесом…
– Я сама придумала их.
– Ваша мудрость невероятна.
– И все же ей не сравниться с мудростью знаменитой Великого Ока Разума, что воспитывала Вас, – рассмеялась госпожа Цветок. – Величайшая мыслительница нашего времени, она известна не только как воительница, но и как деятельница культуры.
– Несомненно, ее влияние было положительным, и я надеюсь, что многое усвоила во время наших занятий. Ее мудрые изречения я запомню на всю свою жизнь.
Чай был терпким и вкусным, цветочный флер изящно сталкивался с грубой и черной бездной терпкого начала: словно слияние нежности и ярости любящей матери, внимательности и строгости истинного отца, его вкус заставлял губы сами расплыться в улыбке. Здесь, в тенях утреннего сада, компания госпожи Цветок казалась Юань крайне приятной. Так почему же бабушка захотела, чтобы дары не попали в ее руки?
Девушка поставила чашечку на место и искоса взглянула на хозяйку этого места: блестящие узкие глаза, слегка растрепанная прическа, на голове, как обычно – никакого мяня, лишь громоздкое буяо, красиво играющее в утренних лучах. Она выглядела простой и приземленной, лишенной заносчивости и жестокости женщиной; возможно, чересчур уверенной в своих силах, однако доброй и прямой, как струна налаженного инструмента, ласкающая слух.
«Госпожа Цветок, моя свекровь… Отчего же клан Бури не доверяет Вам?»
О том, что разбойницы были подкуплены – и, с наибольшей вероятностью, вовсе не являлись разбойницами – девушка подумала слишком поздно. Все это, в конце концов, было слишком уж странно: ее отправили в дорогу без боевых монахинь, сославшись на их крайнюю занятость, но не объяснив подробностей, что само по себе было крайне рисковым предприятием. Эскорт был скромным: по словам Великого Ока Разума, это должно было сделать его еще и незаметным, подобно самке богомола, крадущейся, дабы перепрыгнуть с одного листка на другой.
Их нашли. Обнаружили – и перебили, украв две шкатулки. Третью Юань сумела-таки спасти, однако ее умудрилась вырвать из крепко сцепленных рук очередная лесная воришка, когда девушка спала, находясь в измождении после заключительной схватки, где и пала ее последняя охранница.
«Бабушка и Великое Око Разума никогда не просчитываются, – подумалось Юань. – Такое несчастье могло случиться лишь по их прямому приказу, вот только зачем весь этот праздник изящного лицемерия? Неужели те три шкатулки, что я везла в дар госпоже Цветок, можно было оставить у себя лишь таким способом?»
Женщина, сидевшая рядом с нею, совсем не походила на человека, способного выдрать глотку подруге за какой-то конкретный подарок, пусть и очень ценный. Содержимое шкатулок девушке также было неизвестно: она попыталась приоткрыть их, однако защитная магия оказалась столь сильна, что каждая из попыток отбрасывала несчастную Юань в сторону, нередко – спиною в дерево.
«Я уверена, Ваша бабушка вышлет надлежащую плату за Тина, – вспомнились девушке недавние слова Главы. – Она знает, что мне нужно более всего, и непременно отправит с дарами своих самых лучших монахинь».
Так что же было в тех треклятых шкатулках?! Девушка принялась серьезно перебирать в памяти все легенды и поверья своего семейства, однако ни в одной из подобных историй не было и единого упоминания о неких сосудах или крайне важных предметах, хранящихся у клана Бури. Поджав губы, Юань вслушалась в доверчивую трескотню госпожи Цветок, которая не замолкала ни на минуту, и широко заулыбалась, дабы не показаться задумчивой или скучающей.
– Тин в последнее время крайне нервный, – радостно вещала Глава Клана, с хлюпаньем попивая чай и хлебая суп, голодно причмокивая губами. – Раньше он много играл на гучжэне, а теперь инструмент пылится в углу. Юноша только и делает, что строчит что-то в своем дневнике, бродит по садам да задумчиво смотрит на небо, будто бы ждет чего-то!