Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II
Шрифт:
Они поднялись по лестнице и вышли в храмовый двор – в ночь. Ночь ее жизни. Мне двадцать лет, подумала Тамит, а я чувствую себя старухой…
– Ты тоже будешь при мне постоянно? – спросила Тамит стражника, сопровождавшего ее.
– Нет, - ответил он, но тут же прибавил:
– Но стража при тебе будет постоянно, если ты говорила об этом. Тебя будут сопровождать везде, куда бы ты ни пошла – для обеспечения твоего послушания.
Тамит усмехнулась. Это были тупые удары, уже почти не причинявшие боли.
– Мне жаль, - сказал воин.
Тамит взглянула на него.
– Правда?
– Да, - сказал стражник. – Мне жаль тебя, Тамит, ты очень
Он не смотрел на нее – но, кажется, говорил искренне.
– А ты не думаешь, что я заслуживаю лучшей доли? – спросила Тамит, пристально глядя на него.
– Нет, не думаю, - ответил мужчина. – Ты заслужила то, что получила, хотя могла бы служить добру.
========== Глава 31 ==========
Заключение было для Тамит двойною пыткой – телесной и душевной. При ней все время состояли двое стражников Амона: женщина подозревала, что жрецы подобрали самых набожных и верных воинов… и никогда не присылали к ней одного…
Причины не требовали разъяснения.
Тамит сейчас не испытывала не только влечения – почти отвращение к посторонним мужчинам: но она сделала бы попытку соблазнить охранника, если бы только это в чем-то могло ей помочь. Помочь тому, кто сейчас погибал ради нее… Тому, кто так ее любил…
О том, что делается на золотых рудниках на юге, Тамит, как и все свободные люди, знала только понаслышке… но достаточно, чтобы мучиться этим дни и ночи. Это было истинное место живых мертвецов: на такой работе от жары, жажды, истощения и болезней осужденные погибали очень быстро – а остаток их жизни был отдан тяжелейшему труду под неусыпным надзором надсмотрщиков. Они не жалели тех, кто был им вверен. Люди, сосланные в рудники, почти все были преступниками, чужеземными пленными или рабами. Порою отчаяние подвигало их на бунты, подавлявшиеся жесточайшим образом; работали они только под кнутом или дубинкой, потому что других побуждений к труду у них не было – и надсмотрщики не жалели ни того, ни другого: богатая и сильная страна постоянно пополняла запас людей, которые могли быть выведены в такой расход. Тот, кто умирал – прямо на глазах у товарищей и надзирателей, исходя кровью изо рта и носа – немедленно заменялся другим.
У Тамит был достаточно живой ум, чтобы вообразить все это – воображать каждодневно, за работой или во время короткого отдыха. Может быть, ее любимый уже мертв. Может быть, лежит в клетушке или общем бараке и умирает… и никто не облегчит его страданий. Это слишком накладно, и ни один из попавших туда не заслуживает такой заботы. Ее мозг жгло огнем, когда женщина думала о том, что ничем не способна помочь этому человеку.
Тому, в котором так неожиданно заключилась ее жизнь…
Тамит даже не знала места, куда его сослали – и не нашла бы его, даже если бы могла свободно путешествовать. Но она сама была заключенной, пожизненно заключенной. Может быть, ей облегчат условия содержания… через много лет… но тогда Хепри будет мертв наверняка.
Он едва ли переживет и этот год; дитя, которое она родит, уже никогда не увидит своего отца. Хепри наверняка пытали перед тем, как сослать – его здоровье подорвано, и, отправленный в место смерти, он должен был сломаться как тростник. Если не умер еще во время пересылки в трюме. Должно быть, тех, кто умирал во время таких пересылок, просто выбрасывали в реку в пищу крокодилам.
Тамит было запрещено произносить имя своего мужа – но она шептала его ночами, повторяла и повторяла, видя перед
“Это я его не заслужила”.
Иногда Тамит воображала на его месте верховного жреца. Как же сладко было бы увидеть, как с этого самодовольного и самовластного человека сорвут дорогие одежды, исхлещут гладкую спину кнутом… интересно, сколько ударов кнутом он бы выдержал?
Тебе не приходилось грабить могилы, великий ясновидец – ты никогда не имел в этом нужды. Да, Неб-Амон не родился таким богатым и могущественным, каким стал… но он был сыном старшего жреца и имел все условия и связи, чтобы возвыситься.
Иногда во сне Тамит воображала этого человека рабом, а себя – надсмотрщиком, который его бьет. Но когда она просыпалась, ее бросало то в жар, то в пот при воспоминании о таких снах… не дай Амон, услышит кто-нибудь из стражников…
Тамит пыталась добиться встречи с женой верховного жреца. Теперь она больше, чем когда-либо, ненавидела эту женщину; и, однако же, искала ее сочувствия и поддержки, которые Ка-Нейт дарила всем. Тамит было твердо отказано, а надзор за нею ужесточен.
Работа, которую ей давали жрецы, не требовала больших усилий, но требовала много времени и сосредоточения – разбирать зерно, плести корзины и веревки. Мало-помалу Тамит словно отупела за таким трудом. Пальцы огрубели, ум словно бы сузился и потерял изощренность… мучительные и неразрешимые задачи отступили, принеся облегчение, какое приносит маковая настойка. Тамит, не привыкшая к такому труду, вначале работала плохо, но жрецы-надзиратели не делали никаких замечаний, не говорили вообще ничего – просто приносили ей материал и уносили готовую работу. Еды ей выделяли одинаково, как будто независимо от того, сколько ею сделано. Наверное, это действительно так. Храм Амона был достаточно богат, чтобы назначить одной из своих содержанок труд только для наказания или воспитания.
Потом Тамит наловчилась и стала заканчивать работу значительно раньше, чем за ней присылали – и даже жалела, что работы мало. Она позволяла не думать, забыться… лечила ее ум…
Может быть, Тамит могла бы сейчас бежать… но куда? Зачем? Кто и в чем может ей помочь?
Постепенно женщина сама стала отгонять такие мысли – только лишнее мучение.
Она воспользовалась данным ей разрешением и стала ходить к реке купаться, почти каждый вечер. Стражники, кажется, были недовольны, но запретить ей не могли – и вдвоем сопровождали ее на берег. Там они отворачивались, но ровно настолько, чтобы женщина могла сбросить одежду и погрузиться в воду. После этого за ней продолжали следить.
Удивительно, но ни один из воинов не выказал к Тамит интереса, даже когда она плескалась перед ними в реке – хотя она не подурнела, оставаясь одной из самых красивых женщин в Уасете. Может быть, переменилось ее поведение, исчезла способность привлекать. Она не хотела и не могла больше этого делать.
Она хотела привлекать только одного человека – того, который стал живым мертвецом; того, кому она уже ничем не могла помочь.
Тамит перестала замечать течение времени и не знала, сколько недель или месяцев находится в таком положении: она не решала для себя ничего, не заботилась ни о чем, как заключенная. Она не замечала и изменений в своем теле. Ее не мучила тошнота или боли в спине, и только когда Тамит увидела, что ее живот округляется, догадалась, что прошло очень много времени.